себе под нос, она вышла из квартиры. Аделия подошла к окну, увидела, как Инга села в открытую машину. Её шелковистые пряди развевались на ветру. «Она же шляпу забыла!» — пронеслось в голове. Но догонять было поздно.
Глава тридцать шестая
Альфред проводил вечера в компании приятелей. Он надеялся заглушить панику, охватившую его душу. До встречи с Аделией его психика находилась в мобилизационной активности. В голове была работа, в сердце борьба, в душе вера в фюрера и в величие Германии. Всё остальное казалось ерундой, не заслуживающей внимания. Никакой личной мечты у него не было. Потомок старинного рода, Альфред старался вести себя сдержанно. Не походить на мясников и пивоваров, выбившихся в люди благодаря национал-социализму. Общество богемных пьяниц типа Гофмана и Бенко вполне устраивало его. А мистические беседы с Виллигутом придавали жизни глубину и понимание избранности своей миссии на земле.
До ссоры с Аделией он вообще не задумывался о евреях и решении их вопроса. Если бы завтра объявили, что произошла ошибка и они являются лучшими друзьями немецкого народа, Альфред не возмутился бы, а принял как должное. Он не раз слышал от Геринга жалобы на брата Альберта за то, что тот помогает евреям иммигрировать в Швейцарию и из-за этого рейхсмаршалу приходилось отдуваться перед Гиммлером. С самим Альбертом встречался несколько раз и считал его достойным человеком, только в отличие от Германа слишком много пьющим.
Но теперь в душе пылал огонь противоречий. Он понимал, что без Аделии уже не сможет жить. Но переступить через свои убеждения под её нажимом не мог. А уж то, что она оказалась еврейкой, воспринимал, как удар судьбы. Разлюбить её из-за этого было глупо, да и невозможно, а сделать вид, что его это не волнует, значит, признать себя подонкам по отношению к судьбам других евреев.
Хорошо Гофману и Бенко, у них таких проблем не было. Они проводили время в компании толстозадых фрау и рассуждали о новом искусстве. А если рассуждали о женщинах, то в духе господствующих взглядов.
Держа на коленях смазливую девицу, Гофман с удовольствием разглагольствовал:
— Гитлер прав, женщина любит силу. Женщины должны рожать не мальчиков и девочек, а солдат и будущих матерей солдат. В этом их предназначение. Нужно заменить уродливую любовь к детям, заботой об их возмужании. Мы не можем отправлять на смерть тысячи и махать им вслед мокрыми от слез платочками. Общество должно не только создавать оружие, но и воссоздавать солдат.
— А когда не рожают, пусть отдыхают с нами, — поддержал Бенко.
— Да уж, от вас солдат не нарожаешь, — лениво заметила девица.
Это замечание вызвало всеобщий смех. Гофман отправил девицу за ширму, подошел к сидящему за столом Альфреду, обнял его:
— Еще не женился, а уже проблемы? Послушай, мне как-то Гитлер сказал про Еву: «Она должна быть всегда под рукой, но никогда рядом». По-моему, в этом что-то есть. Давай выпьем.
Альфред не стал уклоняться. Лучше быть пьяным, чем растерянным. Он хотел уже отправиться домой, как в студию буквально ввалился Виллигут. Старик выглядел совсем неухоженным. Несмотря на лето, на нем была серая офицерская шинель без знаков различия. Фуражка довоенного образца с мертвой головой на околыше. При этом новые мягкие сапоги и гражданский костюм.
Не снимая шинели, развалился на диване, в молчаливом жесте поднял руку.
— Вот настоящий германский король! — прокомментировал Бенко и поднес ему бокал рейнского вина.
Виллигуд смачно выпил и потребовал повторить. После чего подмигнул Альфреду.
— Ну, ты как?
Гофман и Бенко, забрав девиц, отправились в спальные комнаты. Альфред подсел к старику.
— Что-то невеселый, — заметил тот, и тут же предположил: — Тяжко с ней?
— Мы очень разные…
— Не вы разные. Она — другая. Я её видел в своих прозрениях. Она вобрала в себе страдание века. Ты станешь игрушкой в её руках. Женщины редко обладают такой силой, тем более приобретенной. Кто-то вложил в неё волю. Она совершенный медиум.
— Мне-то что с этим делать?
— Взять в охапку, отвести к себе домой и обращаться, как со своей собственностью. Тебе она не принесет вреда. Потому что любит. А любовь ставит запрет. Но врагов твоих покарать может одной мыслью.
— Карл, что-то вы о ней много придумали.
— Я придумываю! — возмутился старик. С кряхтением встал, налил себе вина и с пафосом произнес: — Я — последний потомок великих королей Германии, я хранитель рун и всей нашей истории, никогда ничего не придумываю. Я вижу всё, что было, есть и что будет.
— Что будет?! — раздраженно спросил Альфред.
Старик выпил, вернулся на диван, посмотрел на него внимательным взглядом и шепнул:
— А это я тебе после расскажу, еще не время. А то, что она еврейка, так в ней все равно течет арийская кровь.
Это признание заставило Альфреда вздрогнуть.
— Кто вам сказал?
— Никто. Это я тебе говорю. Медиум вбирает в себя энергию всего человечества. Сейчас идет истребление евреев. Их страдания аккумулируется в атмосфере. Некоторые из них получат власть над разрушительной силой. Некоторые создадут её сами. А потом направят против нас…
— Вы серьезно? — Альфред не мог поверить подобному бреду.
— Я предупреждал Гиммлера, ему напели, что я шизофреник, и выкинули за ненадобностью. Но предсказания от этого не меняются. Аделия — твоё спасение. Запомни.
— Если станет известно, что она еврейка… — начал Альфред.
— Не станет. Меня не спросят. Остальные не поймут. А вообще прав твой покровитель Геринг, когда заявляет, что сам решает, кто еврей, а кто нет. Умей делать свой выбор. И налей старику.
В комнате появился Бенко.
— Карл, хорошо дожить до такого времени, когда девки не возбуждают?
— Еще как возбуждают, только не женщины, а мысли о смерти. С утра возбудился, а она прошла мимо и такое облегчение, что ни с каким любовным актом не сравнится.
Альфред неожиданно почувствовал себя ужасно одиноким в этой компании. Быстро встал. Озабоченно взглянул по сторонам.
— Ты куда? — не понял Бенко.
— Совсем забыл, меня же ждут!
После признаний Инги Аделия не находила себе места. История о её любви к художнику засела в голове. Что ж такое происходит в мире? Всё перевернулось. Нормальные человеческие чувства принесены в угоду человеконенавистническим идеям. Неужели они и вправду все больны? И только победа Советского Союза сможет уничтожить этот массовый психоз? Значит, она должна сделать всё, что от неё потребуется. Но если Альфред не вернётся, что она сможет? Она уже сама не понимала, хочет его снова увидеть или лучше, чтобы этого не произошло.
Но он вернулся. Как всегда с букетом роз. Правда, их аромат
