Он участвовал в учреждении кредитных банков, железнодорожных кампаний, всякого рода промышленных обществ и нажил большое состояние. Как мы видим, все это далеко от того мнимопсихологического портрета, который нарисовал Клод Дантес.
В статье, о которой идет речь, повествуется также о женитьбе Дантеса на сестре Натальи Николаевны Екатерине. Но хорошо известно, что осведомленные люди рассматривали этот брак как стремление Дантеса погасить первый вызов на дуэль, сделанный Пушкиным, и вместе с тем обеспечить себе возможность видеться с Натальей Николаевной уже на правах родственника, а на самом деле продолжать свои домогательства. Сестра Пушкина Ольга Сергеевна писала отцу об этом браке, что здесь «должно быть что-то подозрительное, какое-то недоразумение, и что, может быть, было бы очень хорошо, если бы этот брак не имел места». Один из современников, Н.М. Смирнов, так описывал ситуацию; «Поведение Дантеса после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможности приблизиться к Пушкиной, но также предохранить себя от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своею невесткой; он откинул даже всякую осторожность, и казалось иногда, что насмехается над ревностью непримирившегося с ним мужа. На балах он танцевал и любезничал с Натальею Николаевной, за ужином пил за ее здоровье, словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь. Барон же Геккерн Стал явно помогать ему, как говорят, желая отомстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса».
Мы знаем, что Пушкин не пришел на свадьбу Дантеса с Екатериной, и заявил, что между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может.
Григорий Чернецов. Пушкин, Жуковский и Гнедич в Летнем саду
Общеизвестны свидетельства гнусного поведения Дантеса. Напомню лишь о материалах, появившихся сравнительно недавно. В письме одного из членов семьи Карамзиных, тесно связанных с Пушкиным и хорошо знавших Дантеса, Александра Карамзина, из Петербурга 13 марта 1837 года мы читаем, что Дантес был «совершенным ничтожеством как в нравственном, так и в умственном отношении». Геккерн, приемный отец Дантеса, назван «утонченнейшим развратником, какие только бывали под солнцем…» «Эти два человека, не знаю, с какими дьявольскими намерениями, стали преследовать госпожу Пушкину с таким упорством и настойчивостью, что, пользуясь недалекостью ума этой женщины и ужасной глупостью ее сестры Екатерины, в один год достигли того, что почти свели ее с ума и повредили ее репутации во всеобщем мнении. Дантес в то время был болен грудью и худел на глазах. Старик Геккерн сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за нее, заклинал ее спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма». Карамзин признается, что только после смерти Пушкина он «узнал правду о поведении Дантеса». И далее он наказывает брату, что он должен пересмотреть мнение о Дантесе, который раньше бывал в их семье: «…ты не должен подавать руку убийце Пушкина».
Характерно и поведение Дантеса после поединка. Андрей Карамзин писал в июле 1837 года: «Странно мне было смотреть на Дантеса, как он с кавалергардскими ухватками предводительствовал мазуркой и котильоном, как в дни былые». С.Н. Карамзина ответила: «То, что рассказываешь нам о Дантесе (как он дирижировал мазуркой, котильоном), заставило нас содрогнуться и всех в один голос сказать: „Бедный, бедный Пушкин!“» По другим свидетельствам Дантес впоследствии не раз говорил, что ему не в чем себя упрекать и что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой. Любопытно, что впоследствии он начал против Гончаровых судебный процесс, стремясь взыскать с них крупную сумму в качестве якобы недоплаченного приданого!
…Конечно, чувствовать себя принадлежащим к роду Дантесов, человека, убившего Пушкина на дуэли, – ощущение малоприятное: видимо, отсюда попытки Клода Дантеса оправдать своего далекого предка. Казалось бы, продолжателям рода можно или молчать, или осуждать предка, уже осужденного историей. Есть и заранее обреченный на неудачу путь: пытаться выдать черное за белое. На этот путь и встал Клод Дантес и немногочисленные его сторонники на Западе. Однако убийцу Пушкина не обелить – этому не помогут никакие ухищрения фальсификаторов истории.
7
Исследование обстоятельств гибели Пушкина, поведения современников, так или иначе прикосновенных к этой драме, или ее свидетелей продолжается. Неустанные поиски ученых дают плодотворные результаты. Долгое время не удавалось сделать достоянием гласности ряд документов иностранных архивов. В последние годы и эти документы постепенно обнаруживаются. Опубликовано неизвестное письмо Николая I о дуэли и смерти Пушкина сестре Марии Павловне, великой герцогине Саксен-Веймарской, от 4-го февраля 1837 года (адресовано в Германию). Здесь царем изложена (с ориентацией на распространение за рубежом) официальная версия события: Николай утверждает, что этому событию не следует придавать слишком большого значения; Дантес фактически оправдывается (его «вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной»); Пушкин (он назван здесь «пресловутым») «оскорбил своего противника столь недостойным образом, что никакой иной исход дела был невозможен»; именно эта версия распространялась тогда и в дальнейшем правительством.
Изучение истории гибели Пушкина обогатилась и другими ценными документами. В одном из наших архивов, в рукописном собрании Зимнего дворца, обнаружена переписка Николая I с супругом своей сестры Анной Павловны – принцем Вильгельмом Оранским. Из этой переписки следует, что приемный отец Дантеса – Геккерн вызывал недовольство Николая и принца Оранского разглашением каких-то обстоятельств семейной жизни королевской четы. Отсюда следует, что мотивы отозвания Геккерна из Петербурга не однозначны. Здесь вплетается еще одно звено событий, и гибель Пушкина, возможно, не была самым главным аргументом необходимости удаления голландского посланника из Петербурга.
Несколько дополнились наши знания о Наталии Николаевне, ее жизни и облике в 1833–1836 годах, дополнились ее неизвестными ранее шестью письмами к брату, Дмитрию Николаевичу Гончарову.
Фактических материалов о биографии Натальи Николаевны, и тем более о последних годах ее жизни с Пушкиным, очень мало. Письма ее к Пушкину неизвестны, не разысканы. Мнения современников о ее характере, уме, духовном развитии противоречивы. Поэтому понятен интерес к найденным письмам. Они содержат новые штрихи к портрету Наталии Николаевны, помогают вернее понять ее психологию в 1833–1836 годы. До сих пор не только читателями, но и литературоведами облик Наталии Николаевны воспринимался чаще всего вне эволюции ее характера, интересов, чувств. Ее помнят такой, какой Пушкин впервые увидел ее на балу, когда Натали впервые вывезли в свет и когда он страстно и безотчетно влюбился, испытывая (как он писал в 1829 году ее матери) «нетерпение сердца, больного и пьяного от счастья». Девушке было тогда 16 лет.
