«Кондрат». — Он у нас спецсвязью заведовал. Когда на город напали партизаны, Курт со своей бригадой на линии был. Солдат его всех перебили, а сам он едва ноги унес. Прятался в какой-то яме, пока мы случайно не напоролись на него. С тех пор так с нами по лесам и скитается. — «Матюшин» глянул на несчастное лицо немца, и голос его смягчился. — Так-то человек он неплохой. Только совсем уж не приспособлен к войне. Я пообещал переправить его к соотечественникам, только где они? Нет их, сбежали! А ты говоришь — вернутся… Говорю же, ставку надо делать на более сильные государства.
И снова литовец никак не отреагировал на слова Чепракова. Не отводя глаз от взлохмаченного, заросшего многодневной щетиной немца, смотревшего на него испуганными глазами, он уверенно промолвил:
— Германия сильна! Ее армии еще вернутся.
— Да плевать на них! — «Матюшин» скривил рот, словно его вот-вот стошнит. — Ты думаешь, я германцам из-за большой любви к ним служил? Просто надеялся, что они помогут нам скинуть советскую власть. Потом бы мы и им по первое число надавали.
Чепраков знал: это была любимая тема прибалтов. В действительности такая наивность умиляла майора.
Вилкас ухмыльнулся, слушая «Матюшина», человека, по всему видать, недалекого.
— Разве вы не слушаете радио? Отступление это временное, тактическое. Гитлер заявил, что скоро его доблестная армия получит новое, невиданное до сих пор по мощности оружие. Вот тогда и будет нанесен сокрушительный удар по коммунистам.
— Ну, будет или нет — то бабка надвое сказала! Твой Гитлер еще в сорок первом обещал Москву взять, а сам у Сталинграда зубы сломал. Ему даже свои перестали верить. — Чепраков повернулся к Курту, незаметно подмигнул. — Вон, можешь его спросить. Жаль, только, что он по-русски ни бельмеса.
По лицу несчастного Краузе пробежала какая-то безысходная, и от того казавшаяся глупой, улыбка. Немецкий антифашист правдоподобно играл роль измученного тяжелыми условиями лесной жизни человека.
Однако и Вилкас неплохо справлялся со своей. Делая вид, что их разговор ему не очень-то и интересен, он протяжно зевнул, бросив лениво в воздух:
— И кого ты вместо немцев видишь?
При этом шея его вытянулась, напряглась. Чепраков почувствовал, как набатно, словно колокол, застучало в груди сердце. Похоже, заброшенная им наживка заглатывалась врагом. Теперь важно было не переиграть.
— Ну, об этом как-нибудь потом, если сдружимся, — отмахнулся «Матюшин». — Я тебе другое скажу. Глупо получается, не находишь? Мы вроде все против Советов боремся, а всё как-то порознь. Предлагаю объединиться.
— Зачем? — недоумевающе пожал плечами Вилкас. — Вы воюете за Белоруссию, мы — за свою страну. Зачем нам объединяться?
— М-да, не державный ты человек! — разочарованно бросил «Кондрат», недовольно махнув рукой. — Узко мыслишь. Ваш командир так сам думает? Мне хохлы сказывали, будто он человек вразумительный, глубже своих хуторских помощников рассуждает.
Сравнение с малограмотными хуторянами оскорбило литовца:
— Не переживай. У Урбонаса прекрасное юридическое образование. Он знает, что делает. А украинцам не верь. Эти на каждом шагу болтают разное. Нам, к примеру, тоже кое-что про тебя рассказали, господин Матюшин, — с неким вызовом в голосе сообщил Вилкас.
Федор Иванович натужно улыбнулся.
— Да? Ну-ка, ну-ка! И что же?
Напряжение командира передалось находившимся в комнате бойцам.
— Говорили, что ты в своем районе сильно наследил. В расстрелах лично участвовал. Дома коммунистов сжигал.
— А, это? — Чепраков свободно задышал. Он вспомнил, как однажды, встретившись с украинскими националистами, много и охотно привирал о своих якобы карательных похождениях, отождествляя себя с настоящим Матюшиным. «Выходит, донесли все же? — обрадовался он. — Сыграли мне на руку!» — Было такое, чего уж… — не стал он отнекиваться.
— Энкавэдэшники, наверное, до сих пор тебя разыскивают! Не боишься, что сдадим?
— А смысл? В предательстве должна быть выгода. А какая вам с того польза?
— Поживем — увидим. — Вилкас переложил оружие в другую руку. — Ты что-то про объединение говорил!
Этого момента майор Чепраков ожидал и боялся одновременно, понимая, что ему устроят проверку. И ее, скорее всего, придется пройти через кровь. Демонстрируя немедленную готовность к сотрудничеству, он подался вперед:
— Есть возможность доказать свою преданность нашему общему делу. Буду с тобой откровенен. Я хочу добыть оружие. Знаю один склад. Он здесь, в этом районе. Красноармейцы его в лесу оборудовали. Только сами мы не осилим.
Вилкас оживился:
— Откуда такая уверенность, что там оружие? Может, провиант собирают для фронта?
— Оружие, — стал настаивать «Кондрат».
— Сколько, говоришь, у тебя людей, взвод?
— Взвод. — Истинное количество бойцов в двух своих отрядах Чепраков намеренно не стал раскрывать. — Из вооружения — только винтовки и автоматы. Патронов мало. Гранат совсем нет.
Задумавшись, Вилкас стал теребить ремень своего автомата, после чего резко встал, закинул его за плечо:
— Хорошо, я передам Урбонасу твою просьбу объединиться.
— Предложение! — поправил его Матюшин-Чепраков. — Во всякой просьбе есть элемент унижения, а я предлагаю.
Вилкас иронично улыбнулся:
— Как скажешь! Ждите, скоро свяжемся с вами.
Не сказав больше ни слова, он направился к выходу.
Федор Иванович боковым зрением заметил нетерпеливый жест Курта Краузе, требовавшего остановить литовца.
— Ну что, болезный, ждешь утреннего кофе? — повернувшись, нарочито громко воскликнул он, желая привлечь к немцу внимание Вилкаса.
— О, я-я, каффи! — закивал Краузе, всем своим видом изображая крайне несчастного человека.
— А нету кофе! Все, закончился! Ты еще ванну попроси, белье свежее. И как только фрау муттер тебя воевать отпустила, жалкий ты человечишко?
«Матюшин» отпустил грязное словцо в адрес офицера.
Уже в дверях Вилкас обернулся:
— Вы что, не можете обеспечить его кофе?
Чепраков развел руками:
— И где его взять в наших лесах? — В следующую секунду лицо его исказилось злобой. — Откровенно говоря, нас этот нытик уже достал. Боюсь, хлопнут его мои мужички когда-нибудь.
— Это мы запросто, — оскалился Лопата, демонстративно перезаряжая оружие.
«Дикари!» — подумал Вилкас. Внешне не выказывая особого интереса к гитлеровскому офицеру, он предложил:
— Если мешает, я могу забрать его с собой!
Лицо «Матюшина» расплылось в ухмылке:
— Что, и кофе найдется?
— У нас всё найдется.
— Сделай одолжение, забирай! — обрадовался «Кондрат». — Если есть возможность — переправьте его к соотечественникам. Болезненный он какой-то! Не ровен час, еще загнется в нашей болотной сырости.
— Есть такая возможность, — заверил литовец Чепракова, не осознавая в этот момент, что выдает важную информацию.
Федор Иванович был доволен. Практически по собственной инициативе Вилкаса ему удавалось перекинуть Курта в отряд Урбонаса. Это должно было поднять доверие литовцев к «Матюшину». Обрадовала майора и неосторожно оброненная литовцем фраза об имеющихся у них контактах с гитлеровцами.
Показав на Вилкаса, «Кондрат» велел Курту:
— Иди с ним, герр Краузе! Гех-гех!
Лицо обер-лейтенанта сделалось испуганным:
— Варум?
— Иди-иди, не бойся, не
