большинство в котором принадлежало эсерам и меньшевикам.[79] Члены Государственной думы сформировали Временный комитет,[80] который объявил, что берёт власть в свои руки.
13 марта Николай II подписал манифест о создании ответственного министерства, но это уже не могло спасти положение. На следующий день Николай отрёкся от престола в пользу своего младшего брата Михаила Александровича, который вместо манифеста о восшествии на престол подписал акт об отказе от восприятия престола. «Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского», – говорилось в Акте. На том история российского самодержавия закончилась. Власть, фактически находившаяся в руках Временного комитета Государственной думы, перешла к нему и юридически. Отрекшийся Николай II был арестован и помещен с семьей в Царском Селе.
14 марта Временный комитет сформировал Временное правительство России во главе с князем Георгием Львовым, видным кадетом.[81]
С историко-политической точки зрения в Петрограде происходили грандиозные события, а с обывательско-бытовой в Городе царили мрак и хаос. Ничего не работает, ни предприятия, ни магазины… По улицам ходят толпы вооруженных людей… То там, то здесь слышатся выстрелы… Полицейские куда-то враз исчезли, а вот грабители стоят чуть ли не в каждой подворотне… Одна только радость – крах ненавистного самодержавия. «Отречёмся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног!», призывала революционная песня, служившая гимном в первые месяцы после Февральской революции. «Наш самый безжалостный враг – наше прошлое», – писал в одном из очерков Максим Горький. Но уже через год (всего через год!) о «царских временах» будут вспоминать с умилением, сожалением, тоской. Жизнь разделится на «до семнадцатого года» и «после семнадцатого года». У многих петербуржцев «до» будет гораздо лучше «после». А многих «после» и вовсе не будет…
Бронеавтомобиль «Остин» в окружении юнкеров у Зимнего дворца. Лето 1917 года
Новые хозяева обходились со старым добром безжалостно. Вот очень показательный отрывок из воспоминаний знаменитой балерины Матильды Кшесинской, которая встречалась с Николаем II в его бытность наследником престола, а затем состояла в связи с великими князьями Сергеем Михайловичем и Андреем Владимировичем (первый приходился Николаю дядей, а второй – кузеном). «Я однажды рискнула поехать… в Таврический дворец хлопотать об освобождении моего дома от захватчиков;[82] я собиралась передать дом какому-нибудь посольству. Я пробегала по всем огромным залам и комнатам дворца в поисках того лица, от кого этот вопрос зависел. Меня куда-то водили, всюду было накурено, на полу валялись бумаги, окурки, грязь была невероятная, ужасные типы шмыгали по всем направлениям с каким-то напыщенным, деловым видом…Наконец нашёлся среди разношерстной толпы тот, кого я искала, это был довольно приличный человек, как говорили – меньшевик… Выслушав меня, он немедленно поехал со мною в мой дом, чтобы выяснить положение и постараться мне помочь.
Когда я вошла в свой дом, то меня сразу объял ужас, во что его успели превратить: чудная мраморная лестница, ведущая к вестибюлю и покрытая красным ковром, была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущенная, сказала им в ответ, что я в своем доме могу ходить как хочу… Мне предложили потом подняться в мою спальню, но это было просто ужасно, что я увидела: чудный ковер, специально мною заказанный в Париже, весь был залит чернилами, вся мебель была вынесена в нижний этаж, из чудного шкапа была вырвана с петлями дверь, все полки вынуты… В моей уборной ванна-бассейн была наполнена окурками… Внизу, в зале, картина была не менее отвратительна: рояль Бехштейна красного дерева был почему-то втиснут в зимний сад, между двумя колоннами, которые, конечно, были сильно этим повреждены… С тяжелым сердцем вышла я снова из своего дома; с такой любовью построенный, вот во что он превратился».
Расстрел июльской демонстрации на Невском проспекте в Петрограде войсками Временного правительства. 1917 год
«В эти нервные и сумбурные дни можно было заметить одно совсем российское, типичное явление, – писал в мемуарах знаменитый оперный певец Федор Шаляпин. – Люди сообразили, что сила солому ломит и, защищаясь от льдины, которая может их затереть, не совсем искренне, но осторожно поплыли по течению. Все сразу, как будто этого момента всю жизнь только и ждали, надели красные ленточки… Не скрою, надел и я. Воспоминаю об этом немного совестливо. Конечно, это делать мне не надо было, хотя я совершенно искренне переживал события в очень приподнятом настроении. Я думал: вот наступило время, когда мои боги, которых я так чтил, придут к власти, устроят жизнь хорошо – хорошо для всех; жизнь осмысленную, радостную и правильно-работную. Но очень скоро сделалось мне ясно, что в делах правительства, в настроении политических партий и в поведении населения очень мало порядка. Началась невообразимая партийная грызня на верхах, и анархически разгулялись низы. Достаточно было выйти на Невский проспект, чтобы сразу почувствовать, как безумно бушует в народе анархическая стихия».
Шаляпин, ставший членом новообразованного Комитета по охране памятников искусства, вместе с Максимом Горьким «спас» Дворцовую площадь от превращения в революционное кладбище. «Совет рабочих депутатов решил хоронить убитых революционеров на Площади Зимнего Дворца, – вспоминал он. – Под самыми, так сказать, окнами резиденции – в укор императорам! Это было бессмысленно уже просто потому, что никаких императоров в Зимнем Дворце уже не было. Некоторые из наших комитетчиков предложили протестовать против вандализма Совета рабочих депутатов. Горькому и мне пришлось по этому делу ходить по властям… Площадь Зимнего Дворца удалось отстоять».
В кладбище превратили Марсово поле, на котором традиционно проходили военные парады. Здесь торжественно похоронили 184 погибших, а в 1918 году Марсово поле переименовано в площадь Жертв революции. Несмотря на то, что Февральскую революцию принято именовать «бескровной», только в Петрограде в ходе ее погибло более пятисот человек.
После крушения самодержавия в Петрограде (и теоретически во всей бывшей империи) установилось двоевластие – Совет рабочих и солдатских депутатов противостоял Временному правительству.
Петербуржцев, массово нацепивших на одежду красные ленточки, больше всего радовало то, что с апреля 1917 года жизнь начала входить в прежнюю колею. Какая разница, кто правит страной? Были бы хлеб и мука в лавках. А с
