глазами залегли синеватые тени, но игриво улыбаясь своему отражению, я опять становилась той Сигюн, что вышла в отцовский сад далёким-далёким вечером, чтобы столкнуться со своей судьбой лицом к лицу. Пригладив волосы, я переоделась в длинное просторное платье для сна, перехватила его пояском под грудью. Его мне преподнёс Дьярви, когда мне было особенно грустно и одиноко в пламенных чертогах. Чуткий портной всегда знал, когда стоит напомнить о себе, и его золотые руки действительно из раза в раз могли сотворить улыбку на моём лице. Жаль, Локи ещё не видел этой полупрозрачной, тонко расшитой красоты, я представляла, как загорелись бы его лукавые глаза…
Откинув длинные пряди назад и проведя ладонями по талии, я уже собиралась забраться в постель, когда до моих покоев донёсся шум оживлённой возни снизу. Сделав несколько тихих шагов к дверям опочивальни, я прислушалась. Извне доносились несколько разных голосов, перебивавших друг друга, а за ними один единственный — сильный, громкий, властный, от которого дыхание перехватило, и что-то всколыхнулось внизу живота. Меня охватило радостное возбуждение, дыхание перехватило от волнения.
— Локи! — позабыв обо всем, воскликнула я, выбегая из своих покоев, как вовсе не свойственно госпоже и богине. Однако это снова была всего лишь я — юная, наивная, воспрянувшая духом Сигюн, так слепо и беззаветно влюблённая. Мне казалось, что меня совсем не слышно ярусом ниже, однако мой звонкий голос прервал супруга на полуслове.
Он медленно повернул голову на звук. Тени и отсветы красиво подчёркивали его горделивый профиль, улыбку искусителя и горящие карие глаза. Мне захотелось заплакать и засмеяться одновременно при виде родной усмешки в его взгляде, привычно сливавшейся воедино с обожанием. Наш немой и бестелесный контакт длился менее минуты. Локи, так и не закончив распоряжений, сделал стремительный уверенный шаг к лестнице, и я, повинуясь бессознательному внутреннему порыву, бросилась ему навстречу. Я легко миновала первые несколько ступенек, и всё могло бы закончиться так счастливо, но…
Я не сумела понять, как моя нога выскользнула из шёлковой туфельки и неловко наступила на длинный подол ночного платья. Последний обвился вокруг щиколотки, и я, не успев даже толком испугаться, перешла в свободный полёт лицом вниз. Я запомнила только резко переменившееся лицо бога огня и далёкий крик «Нет!» где-то позади меня. Кажется, кричала Рагна. Общая растерянность, поднявшаяся суматоха, возгласы, но всё только доли секунд, а затем лишь боль от каждого нового удара, пока я, неосознанно свернувшись, катилась к ногам своего мужа.
Я помню только первые два столкновения с каменной лестницей, затем, очевидно, я лишилась чувств, но мне хватило и этого. Я с ужасом вспоминаю, как ударилась головой об угол ступеньки, и мир вокруг незамедлительно поплыл, смазался, насмешливо извернулся надо мной. Второй раз я приземлилась на руку и ребра, и мне казалось, что отчаянный хруст и треск моего тела мог бы заглушить войско гримтурсенов в их боевом облачении. Я не смогла даже закричать, лишь сдавленный выдох вырвался из моей груди, обжигая её невыносимой болью. Последний источник света перед глазами померк, и меня поглотило сладостное милосердное небытие.
* * *
Первым, что я услышала, когда пришла в себя, были крики. Отчаянные нечеловеческие крики и оглушающий резкий свист. Снова и снова, снова и снова, однообразно и неотвратимо. Голова у меня раскалывалась, и этот невыносимый шум заставлял меня страдать ещё сильнее. Я с трудом приоткрыла глаза. Слепящий солнечный свет ударил в зрачок, отчего череп как будто разломился надвое. Я глухо простонала, и рядом тотчас послышалась какая-то возня. «Воды!» — услышала я малознакомый девичий голос, и кто-то бережно приподнял мою голову, давая напиться. Только тогда я осознала, как сильно страдала не только от головной боли, но и от жажды. Губы слиплись, а в горле пересохло так, что трудно было вздохнуть, не то что вымолвить хоть слово. Я постепенно привыкала к утреннему свету. Прошла ночь, а я не помнила ни единого события предыдущего вечера.
Я осмотрелась, насколько позволяло моё положение. Огромное алое пятно расплылось по простыням, начиная от центра моего светлого (хотя уже наполовину кроваво-красного) одеяния. Я даже не удивилась, сил на это у меня ещё не было. Я хотела бы снова забыться, стереть слабость тела и резь в глазах, но ненавистный повторяющийся свист и бесконечные вопли не давали мне покоя, не щадили меня. Судорожно нащупав руки сидевшей рядом служанки, я оперлась на них и с трудом села. Поморщившись, я медленно вздохнула. Было больно. Мучительно беспощадно больно, так сильно, что я даже не могла понять, что именно меня беспокоит, словно я стала одним большим комком агонии. Рядом с постелью ещё золотились медленно увядающие без рук своей повелительницы яблоки Идунн, половинки одного из них не хватало.
В стороне толпились и спорили друг с другом многочисленные мази, отвары, лекарства и окровавленные перевязи, на которые мне было страшно даже взглянуть. Мир существовал отдельно от меня, всё вокруг замедлилось. Мне казалось, что даже я сама движусь отвратительно неуклюже и неповоротливо. Служанка что-то кричала мне, бледная, как смерть, и пыталась бережно уложить меня обратно, а я лишь отводила её руки прочь и тяжело поднималась с постели. Ноги не слушались. Руки подчинялись, но крайне неохотно и с отставанием. По крайней мере, так мне всё виделось. Оттолкнув девушку прочь, насколько хватило сил, я, покачиваясь, двинулась к дверям своих покоев. Я узнала их. Каждое действие отдавалось мучением, но на губах моих замерла болезненная каменная улыбка.
Где только была Хельга, когда я так страдала? Почему она бросила меня на попечение малознакомой неопытной девчушки? Впрочем, служанка оказалась достаточно сообразительной, чтобы призвать на помощь стражу, затихшую у дверей. Неосторожные юноши причинили мне столько боли и неудобств, пока тащили обратно в постель. Из последних сил я сопротивлялась и кричала, но не слышала даже собственного голоса. Сама не знаю, как так вышло, но в моей голове звучали только таинственные крики из-за дверей покоев. До сих пор загадка, как мне — маленькой и больной — удалось подчинить своей воле двух ловких и крепких стражников, и что в пылу жара я выкрикнула им, чтобы настойчивые слуги отступили, однако я вырвалась из покоев, ставших мне и лазаретом, и темницей. Ох, лучше бы я этого не делала.
Перед моими глазами предстала страшная картина. Зал ярусом ниже, который я видела за заграждением, был полон обитателей огненных чертогов, большинство из которых я знала в лицо. Здесь были многие приближенные ко мне слуги: разумеется, Рагна, Аста
