экономического развития за операционную деятельность. По его подсчетам, стерилизации проводят от сорока до шестидесяти учреждений в стране. Я полагаю, что на деле их куда больше.
– И вы утверждаете, что не существует единой инструкции, регулирующей процедуру стерилизаций?
– В Управлении экономических возможностей такая инструкция не утверждена, и, судя по всему, в Министерстве здравоохранения тоже. Правительство ежегодно выделяет Монтгомерской клинике контроля рождаемости определенный бюджет на стерилизации, но, насколько мне известно, нет регламента, которому врачи и другие сотрудники учреждений должны следовать при назначении и проведении процедуры. Сенатор, я прошу вас и членов вашего комитета уделить пристальное внимание этой проблеме.
– Благодарю, мистер Фельдман.
Лу явно сразил всех. Я смотрела на его профиль, но выражения лица разглядеть не могла.
– Мистер Уильямс, приветствуем вас в комитете. Вчера мы побеседовали с вашей матерью и дочерями у меня в кабинете.
– Да, сэр, – сказал Мэйс, теребя воротник рубашки.
– Хотим подчеркнуть, как для нас важно, что вы сегодня находитесь в этом зале. – Сенатор снова пустил в ход обаяние, и Мэйс, похоже, немного расслабился.
– Для меня тоже, сэр.
– Как вы знаете, мистер Уильямс, мы хотим разработать законодательство, которое поможет другим детям избежать того, что случилось с вашими дочерями. Именно поэтому мы попросили вас о помощи. Примите нашу благодарность за то, что вы согласились приехать. Мы понимаем, как вам трудно, особенно на публике, делиться переживаниями, но я все же попрошу вас рассказать, что произошло с Индией и Эрикой.
Мэйс уставился на микрофон.
– Мы не торопим вас, мистер Уильямс.
– Ну, в общем, – начал Мэйс, – в то утро я собирался на работу, на фабрику «Уитфилд». – Он прокашлялся. – И тут появляются две женщины из клиники. Говорят, им нужно забрать девочек. Они пришли без мисс Сивил. Сивил Таунсенд – наша медсестра. Я спрашиваю, почему ее нет, а они говорят, что у нее выходной. Ну, я отвечаю, мол, ладно. А они мне: подпишите бумаги, и мы поедем.
– Куда, как вы полагали, они собирались увезти ваших дочек?
– В клинику на укол, сэр. Так они сказали, и я поверил.
– На инъекцию противозачаточного препарата?
– Да, сэр.
– И вы подписали бумаги?
– Да, сэр, я поставил там крестик.
– Что случилось потом?
Мэйс поерзал на стуле и нервно провел рукой по макушке.
– Вечером мне позвонили на работу и сказали, что девочкам сделали операцию. Звонила мисс Сивил, их медсестра. Меня тогда расплющило, Богом клянусь.
– Простите, мистер Уильямс, вы не могли бы говорить в микрофон?
– Говорю, расплющило меня, сэр. Как гной по телу пошел.
– Вы хотите сказать, что были огорчены?
– После операции они меня спрашивают… папочка, у нас теперь детей не будет? Сердце разрывалось, как им ответить? Они сами еще дети. У них даже знакомых мальчиков нет. Нельзя с ними так.
Щелкнула вспышка. Эрика внимательно наблюдала за отцом. Индия вертела в руках модель парусника, изучая ее с разных сторон. Не стоило им все это слушать. Лучше бы я оставила их в гостинице смотреть телевизор. Но, возможно, воспоминание о заседании сможет утешить их в будущем: есть люди, которых волнует судьба двух черных девочек из Алабамы. И не последние люди в стране.
Мэйс скользил взглядом по залу. Я вскинула руку, но он меня не увидел. Слишком много было людей в зале.
– Итак, вы были огорчены?
– Да, сэр, – сказал Мэйс, опустив подбородок, и посмотрел на сенаторов. – А вы бы не огорчились?
Тед Кеннеди мудро решил, что пора переходить к разговору с матерью Мэйса.
– Миссис Уильямс, не могли бы вы рассказать нам о произошедшем? Говорите прямо в микрофон, чтобы всем было слышно.
Миссис Уильямс изложила примерно ту же историю: тем утром сотрудницы клиники пришли к ним в квартиру и заявили о необходимости срочно увезти девочек.
– Они сказали, что сделают им укол?
– Да, сэр, по-моему, так.
– Когда вы впервые увиделись с внучками после операции, что они вам сказали?
– Нам сделали операцию, ба. Говорят, у нас теперь деток не будет. Мистер сенатор, ко мне столько людей приходит. Правительство то, правительство се. Я уже их не различаю. Но еще никогда не бывало, чтобы меня так одурачили.
– Вы бы дали согласие, если бы знали об операции?
– Бог свидетель, я бы не позволила. Моим внучкам – нет. Они и сами-то еще дети.
– Миссис Уильямс, прошу прощения, если мои вопросы кажутся назойливыми. Я хочу зафиксировать ответы в протоколе. Вы бы обратились в эту клинику снова?
Миссис Уильямс приблизила губы к микрофону.
– Сэр, я бы и таракану туда не разрешила обратиться.
Кто-то в зале рассмеялся, но тут же снова воцарилась тишина: все осознавали серьезность происходящего.
– Спасибо, миссис Уильямс. И вам, мистер Уильямс. Как я уже сказал, наш комитет хочет добиться, чтобы такое больше ни с кем не случилось. У вас две прекрасные дочери. Вы замечательная семья. Мы глубоко обязаны вам за то, что вы приехали из Алабамы и поделились личной историей. Хотите добавить что-то еще? Миссис Уильямс? Мистер Уильямс?
Мэйс покачал головой:
– Нет, сэр.
– Спасибо. Еще раз спасибо, – сказал сенатор и что-то зашептал соседу на ухо.
32
В Монтгомери мы вернулись воодушевленные, но через пару дней в вечерних новостях объявили, что Лу Фельдман отозвал исковое заявление к Монтгомерской клинике.
– Что за дела? – Мама вошла ко мне в комнату, вытирая руки полотенцем.
– Не знаю.
Я позвонила из прихожей в контору Лу. Одни гудки.
– Скоро вернусь! – крикнула я и выбежала из дома.
Добравшись до конторы Лу, я поняла, что он там: в окне горел свет. Возле здания курил повар из кафе.
Лу открыл дверь. Было видно, что он здесь вторые сутки – одежда мятая, щеки небритые.
– Ты не берешь трубку, – сказала я, проходя за ним в кабинет.
Лу сел и запустил пятерню в волосы.
– Много работы.
– Какой? В новостях сказали, что ты отказался от иска. – Я была слишком взвинчена, поэтому продолжала стоять, вцепившись в спинку стула.
– Отказался – не совсем точно.
– В смысле – не совсем точно?
– Сивил, проблема куда масштабнее Монтгомерской клиники.
– Ну еще бы, раз всю эту деятельность финансирует государство.
Лу выпрямился в своем кресле. Мы впервые встретились с тех пор, как вернулись из Вашингтона. Я боялась того, что он скажет. Может, не стоило нам туда ездить.
– Со мной связался доктор из Калифорнии, он говорит, что тысячам латиноамериканок перевязывают трубы без их ведома. В Северной Каролине известны случаи, когда женщинам удаляли матку во время кесарева сечения. Некоторые доктора угрожают, что если роженица откажется от операции, то они не подпишут документы, позволяющие получить финансовую помощь
