Заканчивался вечерний спектакль, когда к театру «Эль Вагант» подъехали сотрудники агентства «ЭФ». С улицы кабинет главного режиссера не просматривался и, оставив транспорт на ближайшей парковке, они зашли на территорию и направились к деревьям, куда не падал свет фонарей. Однако и с улицы заглянуть в окно не представлялось возможным, оно находилось слишком высоко.
– Вы же продумали план до мелочей, верно? – уточнил Феликс.
– Минутку, сейчас договорюсь, – поспешно ответил Гера.
Парень коснулся древесного ствола, чьи ветки заглядывали прямиком в окно, и в его глазах возникло зеленоватое свечение. Оно разгорелось, набрало пронзительную травянистую яркость, и даже стоявший поодаль Сабуркин почувствовал, как старый тополь отозвался на прикосновение Германа. Боковые ветки зашевелились и стали разворачиваться к зданию театра, и вскоре парень сказал:
– Кабинет пуст, можно заходить.
– Я пошла! – задорно улыбнулась Алевтина.
Подойдя к зданию, она ощупала кирпичную кладку, словно проверяя ее на прочность, затем вдохнула глубоко, будто собиралась погружаться под воду, и шагнула в стену, моментально исчезая из вида.
Спустя пару минут Алевтина Михайловна вернулась с довольно большим зеркалом в золоченой раме. Она поставила его на асфальт, прислоняя к дереву, и сказала, отдуваясь:
– Давай, деточка, твой выход.
Поправив парик, Арина коснулась пальцами стекла, по зеркальной поверхности прошла едва заметная рябь, словно девушка коснулась воды, и в серебряной глубине осталось ее самостоятельное отражение.
– Заношу обратно? – спросила Аля Германа, который так и стоял, держась за дерево.
– Погоди, – ответил парень, – кто-то зашел в кабинет.
– Надеюсь, не заметят, что их немножко обокрали, – усмехнулась женщина.
Как только кабинет снова опустел, Алевтина вернула зеркало на место. Затем пришлось ждать, когда же иссякнет поток посетителей Максима Леонидовича. Наконец, главный режиссер на кого-то наорал, запер дверь изнутри на ключ и уселся за стол с рюмкой коньяка.
– Феликс, твой выход, – скомандовал Гера. – Сабуркину – приготовиться!
– Всегда готов! – отрапортовал Валентин и принялся демонстративно разминать пальцы.
Алевтина вытряхнула из пакета плащ и набросила его на плечи директора.
– Валя, давай, открывай!
Сабуркин вытянул руку в направлении окна, раскрыл ладонь, на лбу его выступил крупные капли пота, на висках обозначились вены, и в оконной раме зашатались, изгибаясь, все металлические части. Окно приоткрылось, чего увлеченный коньяком Максим не заметил, и прямо перед ним в кабинете из ниоткуда возник мужчина в черном плаще. Его благородное бледное лицо обрамляли волосы до плеч, словно растрепавшиеся от дальней дороги, глаза полыхали неистовым багровым пламенем. Взмахнув рукой, он принялся декламировать глубоким баритоном:
– Смерть призываю я – невмоготу
Мне видеть торжество неправой силы,
Достоинство, что ввергли в нищету,
И Веру, что обманом подкосили,
И разодетую до блеска Мразь,
И Глупость, поучающую Знанье,
И Непорочность, втоптанную в грязь,
И музу в лапах палача-Молчанья…
С отвалившейся челюстью Максим Леонидович слушал сонет Шекспира, и после очередного взмаха руки незнакомца вдруг узрел Ее. В зеркале напротив он увидел Смерть. Она подошла с той стороны стекла, взглянула пустыми черными глазами и протянула ладонь, словно приглашая идти за собой. Одновременно с этим вдруг задрожали и стали подниматься в воздух все металлические предметы, находившиеся в кабинете. Максим Леонидович глянул на парящую над столом серебряную рюмку, расплескивающую коньяк, и дико закричал.
В тот же миг все прекратилось. Господин в плаще растворился в пространстве, зеркало опустело, все предметы вернулись на места, само собою затворилось окно, чего Максим Леонидович снова не заметил. Схватив телефон, он выскочил из-за стола и заметался по кабинету. О чем он говорил, Арина слышать не могла, но ее отражение прекрасно читало по губам. Стоя за золоченой рамой, оно пристально наблюдало за лицом режиссера, передавая все сказанное им своей хозяйке.
– И что там, что там? – Валентин нетерпеливо переступил с ноги на ногу, вытирая о джинсы горящие огнем руки.
– Погоди, слушаю. – Арина стянула с головы парик, и Алевтина тут же упаковала его в пакет вместе с атласным плащом. – Похоже, он позвонил директору…
И девушка принялась доносить слова, стараясь даже попадать в мужскую интонацию:
– …вот и все, чего ты добился своими потрясающими таблетками – я сошел с ума! Появился какой-то Мефистофель, прочитал Шекспира, потом Смерть… Ты, кстати, знаешь, что Смерть можно вызвать сонетом Шекспира? Вот теперь знай! Нет, уже ничего не происходит, меня отпустило! Да, на работе еще… Когда ты дома будешь? Так же где-то часа через полтора подъеду, да!
Арина перевела дух и сказала обычным голосом:
– Теперь он бросил телефон и спешно собирается… ищет ключ, который в двери торчит…
– Значит, к директору своему сейчас домой поедет, это хорошо, – произнес Феликс. – Давайте их обоих опередим, интересно послушать про таблетки.
– Парик надевать? – спросила Арина.
– Давай на всякий случай.
К дому с новой квартирой Головко Сергея Петровича сотрудники агентства «ЭФ» подъехали за двадцать минут до ориентировочного прибытия хозяина и его друга. Времени на изящный сценарий не оставалось, поэтому Валентин просто вскрыл дверной замок прикосновением руки, Арина зашла в квартиру, оставила отражения во всех зеркалах, и они вернулись в машины, припаркованные у дома и подъезда.
Где-то через полчаса Сабуркин сказал:
– Чета жрать охота. Давно в засаде не сидел, хоть бы взял чего с собой.
– Да, запаздывают, – сказала Алевтина. – Надеюсь, ничего не случилось.
К счастью, ничего не случилось. Вскоре один за другим директор театра с главным режиссером подъехали к дому и поднялись в квартиру.
Глава 50
Разговор, подслушанный отражениями в зеркалах, был долгим, сумбурным и мучительным – складывалось впечатление, что общались не двое взрослых, местами седых мужчин, а кричала друг на друга пара экзальтированных девиц. Наконец, у Головко случился проблеск здравомыслия, и он сказал:
– Что, если это не было галлюцинацией, а кто-то разыграл тебя? Очередной какой-то шантажист! Устроил спектакль, чтобы у тебя мозги поплыли!
– Ты бы видел, что происходило, как такое сыграешь! Оно там все летало… И баритон еще этот… Сейчас таких артистов не делают, фантастический голос, не из этого мира!
– Ради бога, успокойся, возможно, правда таблетки, ты их слишком много принимал…
