этого не ожидала, сама побоялась бы кинуть — вдруг проглотит, это всё неуправляемая магия.
Пёс оглушительно рычит в ответ и переминается с лапы на лапу. А вот великан замолкает.
Правда, ненадолго.
— Ведьма, — цедит он недовольно. — Ладно, если верну тебе твою крысу, согласишься платье примерить?
— Платье? — переспрашивает Женя, а затем выкрикивает торопливо, нервно: — Боже, да!
— Хорошо, — тянет великан удовлетворённо и командует псу: — Мальчик, плюнь!
После чего Джек, который становится уже похож на большой и влажный комок кошачьей шерсти, катится прямо Жене к ногам.
— Свадебное платье для тебя хранил, — как ни в чём ни бывало продолжает великан. — Меня, кстати, Бобом звать.
— Бобовый стебель до Боба довёл… — бормочет Женя. — Ну, логично, конечно.
Она берёт Джека на руки.
— Ты хоть жив? Может, придёшь в себя? Хоть ненадолго…
Но в ответ он лишь облизывает ей лицо и скулит.
— Идём, — зовёт её Боб, проходя мимо пса. — Не бойся, он тебя не тронет пока я рядом. Мальчик меня боится, поэтому слушается.
Он подходит к хрустальной двери за выступом и открывает её, впуская в зал белый дневной свет и будто бы туман. Который наверняка является просто облаком.
— Боится? Та тварь? Мне казалось, что это Сон — Аид, но… — она вглядывается в великана. — Нет, всё же он — Аид. А ты Боб… Почему сразу не сказал отпустить, если мог? У меня чуть сердце не остановилось!
— Подумал, пусть играется… — передёргивает он плечом. — И конечно же боится, бью его, воспитываю. Ну, — повышает на Женю голос, будто на своего пса, — идёшь ты или нет?!
— А что кричишь на меня? — хмурится она. — Ладно, — прижимает к себе Джека крепче, — ты лучше бы мне… золото показал своё. Так сказать товар лицом.
Она всё-таки здесь ради этого, разве нет? С точки зрения девушки, которой нужны деньги в новом мире и с точки зрения сказки — да.
Но в сказке было ещё и всякое нехорошее с великаном…
Женя окидывает его пристальным взглядом. Страшный, конечно. Глуповатый — может быть. Но убивать за это?
Не хотелось бы.
— Золото тоже там, — нехотя признаётся Боб и выдавливает из себя совершенно неискреннее: — П-прости…
Женя удивляется.
— За собаку?
— Что, за собаку? — не понимает великан.
— Извиняешься за что?
— Сама же недовольна была, что кричу. Но, — гремит он, — я ещё не кричал, знаешь ли! Давай, иди скорее, долго мне дверь держать? Она тяжёлая между прочим.
Что ж… сокровища пока заблокированы, а значит нужно попытаться больше узнать об этом надмирном мире.
— Знаешь, — идёт она за ним, но не слишком быстро, чтобы не думал, что ей можно помыкать, — в нашем мире мужчины не держат дома платьев для своих будущих невест.
— Как недальновидно! — осуждающе фыркает он. — Вот видишь, я намного лучше их.
— И все у вас так делают? — спрашивает с подозрением.
— Не знаю я всех, поэтому не могу сказать, — кривится Боб. — С чего это ты о всех спрашиваешь? Я ведь сказал, я лучше всех! Самый богатый. Самый красивый! И думать о других не смей! Поняла?
Женя смеётся.
— Да я просто пытаюсь понять, нормальный ты или нет. Почему живёшь тут один, раз такой хороший?
— Жену с земли ждал, — по голосу слышно, что он теряет терпение. — Хочешь, на руках тебя понесу? Чего такая медленная?
Женя выдыхает, тоже между прочим не испытывая особенно приятных эмоций от общения, и подходит к нему.
А потом, прокрутив ещё раз в мыслях его последнюю фразу, вдруг решает попробовать способ отделаться от него так, как дети обычно отделываются от школы.
Она падает, прикрывает лоб ладонью и поизносит томно:
— Ах, я совсем больна! Безнадёжно!
— Ну вот, — тянет великан разочарованно и склоняется над ней. — Лечить ещё… Вылечим, — заключает тоном, не оставляющим надежды, и хватает Женю в свои громадные ладони. — Но сначала платье!
И, не давая ей хоть как-то отреагировать, вносит её… В хрустальную пещеру?
Пол там сплошь усыпан золотыми монетами, кольцами, серьгами и прочими украшениями. Всюду расставлены, нет, разбросаны сундуки, кое-где стоят зеркала в полный рост, в оправе из сверкающих разноцветных камней. А в стороне от двери, на стульчике из серебра, сидит маленькая, с метр ростом, хрупкая женщина…
Черты лица её острые, нос с небольшой горбинкой, глаза карие и раскосые сами будто бы из янтаря, крупные локоны ниже пояса, похожи больше на бронзу.
Она напевала какую-то мелодию, пока Боб не ворвался в пещеру и не перебил её. И теперь женщина укоризненным, цепким взглядом буравит Женю, будто она является не невольной гостьей здесь, а причиной всех бед. Даже тех, о которых сама не знает.
Глава 39. Арфа
У Жени даже дух перехватывает при виде всего этого.
— Красиво, — переводит она взгляд с девушки на Боба, — правда цербер твой портит весь вид… И ещё мне кажется, что я ей не нравлюсь.
— Почему не нравишься? Малышке моей всё должно нравиться! Не нравилось бы — не пела!
— Я и не пою… — сузив глаза, роняет женщина мелодичным, звонким, как битое стекло, голосом. И фыркает: — Дурашка.
— Где? — оборачивается великан не понимая.
И она закатывает глаза:
— Трудно не заметить, и как только у тебя получается?
— Что получается? — начинает злиться Боб.
Но женщина молчит, знает — если поймёт, что это она его так назвала, злиться будет сильнее.
— Ой, да ладно вам, — Женя усмехается и подмигивает девушке. — Боб, мне переодеваться, да? А у тебя случайно нет сумки побольше?
— Зачем сумка? — и швыряет в неё вынутым откуда-то платьем. — У меня всё есть. И всё большое!
На этом, почему-то, маленькая женщина ехидно усмехается.
Женя сдерживается, чтобы не рассмеяться.
— Есть? Так принеси, пожалуйста, но такую, чтобы я поднять смогла.
Она оглядывает платье.
— Не мой размерчик.
— А ты как-нибудь расширься! — бросает он, будто оскорблённо, и выходит вон. Видимо, за сумкой.
Женщина кривит губы.
— Он не отстанет, если не наденешь. Боб не поймёт даже если оно слишком велико. Просто поясом потуже затянись, а потом вместо шлеек его подвяжи, чтобы всю эту конструкцию на тебе держал. Невесточка…
Женя садится рядом с ней.
— Я тебе не нравлюсь, да? — она спрашивает это просто, вообще без каких-то эмоций, разве что с капелькой интереса.
Потому что за последние дни уже столько всего пережила, что на такие мелочи реагировать по-настоящему ресурса не находится.
Женщина медленно ведёт плечиком. Раздумывает.
— Не то чтобы… Просто сбежишь или умрёшь, а Боб снова психовать начнёт. А успокаивать его мне придётся. Знаешь, как это утомительно?! —
