о том, что я отправил Веру на лечение.
И что бы они ни попросили сейчас, моё решение не изменится.
Теперь её нет в жизни Полины.
Есть только я.
Её отец.
И я.
И я ни с кем не буду делить её.
25. Ревность
! Сцены в этой главе имеют временной промежуток.
Его слова не становятся для меня неожиданностью, но я не думала, что он скажет это при папе.
Стас думает, что я святая, всепрощающая и глупая. И очень странно, если я ему нравлюсь, такой как есть, потому что школа кое-что показала мне: любят мерзких и стервозных девочек, но не тихих, слабых и дружелюбных.
Он думает, что меня тянет к матери, которая всячески пытается меня уничтожить. Это не так, я бы хотела материнской любви, но за столько лет знаю, что моя мать просто не способна на это. Ей это чуждо или просто не нужно. Однажды, когда она как всегда напилась, я слышала, как она жалеет, что не сделала аборт и что родила от такого никчёмного человека, как мой папа.
Но я люблю своего папу. Всю свою осознанную жизнь я мечтала о том, чтобы мы с ним жили вдвоём, без неё. Даже если бы это означало, что в свои шестнадцать мне нужно устроиться на любую работу — официанткой или уборщицей.
Возможно, в глубине души я обижена на то, что он постоянно прощает её или даже не хочет замечать, какой она монстр. Но в любом случае — я его люблю. И знаю, что его верность ей — отчасти благодарность за то, что она ухаживала за ним после травмы. Это длилось не месяц и даже не год, она тянула всё на себе больше пяти-шести лет.
Собравшись с духом, я смотрю на Стаса. На тёмные глаза, излучающие спокойствие и бурю одновременно. На резкие и грубые черты лица, чёткие линии его челюсти, острые скулы.
— И к-как долго она там п-пробудет? — спрашивает папа, стараясь казаться холодным. У него не получается, потому что его голос дрожит — и не из-за заикания.
— Долго, — просто отвечает Стас, не отрывая от меня взгляда. — Ей нужна помощь.
Даже в таком спокойном тоне удаётся расслышать его жёсткость. Мне нужно срочно уйти отсюда на время, потому что я боюсь смотреть папе в глаза. Он будет винить меня за то, что это произошло с мамой. Даже если он сам понимает, что она ненормально ведёт себя.
— Извините, я сейчас приду.
Отодвинув стул, я встаю из-за стола и быстро направляюсь к лестнице и убегаю наверх, дохожу до ванной в нашей спальне и закрываю дверь. Так непривычно думать, что в этом доме есть что-то моё, наше.
Называть кровать, спальню, ванную, весь этот дом нашим.
Нет, это не моё.
Это принадлежит Стасу.
Я никогда не смогу свыкнуться с тем, что это и моё тоже.
Включив холодную воду в раковине, я мочу сначала руки, а затем лицо — потому что оно красное. Настолько красное, что я почти теряю сознания. Ненавижу такие состояния, когда я краснеют, а это происходит почти всегда — от страха, смущения, возбуждения, радости, нервов. Чаще от отрицательных эмоций, конечно. Это странная реакция моего организма, которая иногда мешает мне жить.
Освежив лицо, я выключаю воду и усаживаюсь на край ванной.
Так не хочется выходить. Видеть грустные и разочарованные глаза отца.
Я сижу так какое-то время, пока ручка двери не начинает дёргаться.
— Полина, открой дверь, — просит Стас с той стороны. Хотя просьба больше похожа на приказ или командование. Я его не обвиняю, у него очень грубый и жёсткий голос, который не всегда звучит мягко.
Точнее, никогда, хотя часто пытается.
Встав на ноги, я медленно плетусь к двери и открываю замок. Он заходит и рассматривает меня с ног до головы, словно переживает о моём состоянии.
— Ты знаешь, что я должен был это сделать. И это меньшее после случившегося.
— Я знаю.
Мама хотела, чтобы меня изнасиловали. Двое мерзких и отвратительных мужчин, воспоминая которых меня тошнит. Хотела, чтобы меня использовала и Стас по этой причине меня бросил. Да, этого она и хотела, чтобы я стала использованной пьяницами девушкой, которую он бросит.
Я не могу представить, что было бы, если бы не Стас.
Он не дал им изнасиловать меня. Но они снятся мне. Вчера снились. Сегодня снились. Их мерзкое лица и руки, которые трогали моё тело.
— Тогда почему ты смотришь на меня, как на чудовище? — он выводит меня из пучины ужасных мыслей и воспоминаний.
— Это неправда.
Я никогда не смотрю на него, как на чудовище. Просто он устрашающий, особенно когда дело касается моей матери. И может быть, я всегда боюсь его реакции. На что угодно, не только на свою мать. Он такой властный мужчина, который живёт так, как нужно ему. Он богатый, красивый, он был женат на потрясающей красоты женщине. А я просто абуза, я и мои родители, я совсем не под стать ему.
— Я не хотела, чтобы ты сразу же рассказал об этом моему отцу, — признаюсь я.
— Ты хотела сама рассказать об этом? — сейчас его тон звучит немного издевательски. Он знает, что я не хотела.
— Нет, — честно отвечаю я.
— Потому что ты не должна об этом рассказывать.
— Я не хочу, чтобы папа ненавидел меня из-за неё.
— Он не будет ненавидеть тебя, принцесса. Он твой отец и любит тебя, поэтому больше он не позволит причинять боль тебе. Даже твоей матери.
Его слова успокаивает меня так сильно, словно с плеч спадает ужасно тяжёлый груз, который я долго тащила на себе.
— Ты действительно так думаешь?
Стас проводит большим пальцем по моей щеке, когда я запрокидываю голову назад, чтобы видеть его. Мне всегда нравились высокие парни, даже если я сама никого не интересовала, у меня были приоритеты. Но я не думала, что мой мужчина будет настолько высоким, крепким, мускулистым и хорошо сложенным. Стоя рядом с ним, я действительно себя чувствую как за стеной, которую нельзя сдвинуть.
Его прикосновения очень нежные, но я не могу избавиться от навязчивых воспоминаний. Я боюсь вернуться в тот день и почувствовать их ужасные грязные руки на себе.
Меня снова стошнит, если я буду об этом думать.
— Это так. Ты его единственная и любимая дочь.
— Он тебе сказал? — спрашиваю я, не требуя никакого ответа. Это скорее сарказм, хотя всё, что выходит из моего рта, никогда не
