пологими склонами, заросшими высокой травой и душистыми цветами. Никакого злобного колючего кустарника, никаких подлых корней, только свет и доброта.
На равнине, километрах в пяти от нас, если я правильно смог оценить, раскинулся город, к нему от леса вела мощеная булыжником дорога, начинающаяся буквально у нас под ногами — двадцать минут пройти, не больше. Дорога прямой стрелой пронзала равнину и утыкалась в величественную, высоченную, метров девять, не меньше, крепостную стену, а точнее — в громадные тяжелые ворота. Отсюда, конечно, что ворота, что стена, что весь город выглядели игрушками, но стоило прищуриться и разобрать копошение крошечных молекул возле распахнутых ворот, стоило лишь понять, что это — люди, и все увиденное сразу приобретало совершенно другие масштабы.
Да и само копошение молекул можно было назвать так лишь с большой натяжкой — даже отсюда было видно, что толпа возле ворот собралась приличная, а по тракту к городу подтягивались все новые и новые желающие попасть внутрь. Не потоком, конечно, так — отдельными капельками… Но даже так было нетрудно понять, что прибывают они быстрее, чем их успевают пропускать в город.
Кстати, а кто их вообще пропускает?
Этот вопрос я задал Торе, которая уже ушла вперед не десяток шагов, явно метясь выйти на дорогу.
— Стражники. — ответила она. — Простые стражники.
— А они что, решают кого пустить, а кого нет?
— Не совсем. Пускают они всех, кто не выглядит совсем уж непристойно вроде каких-нибудь нищих или юродивых. Стражники больше следят за порядком. Осматривают грузы торговцев, чтобы предотвратить контрабанду, собирают пошлину с тех, кто собирается торговать в городе, и всякое такое.
— А мы не покажемся им непристойными? — недоверчиво спросил я, с ног до головы осматривая Тору.
— Нет, мы же прилично одеты. — Тора пожала плечами. — Просто не будь напряженным, расслабься, не привлекай к себе внимания — и все будет хорошо.
Расслабься, легко сказать.
Но Тора уже не слушала — она сорвала несколько цветочков и принялась вязать из них венок, тихо напевая себе что-то под нос.
Я вздохнул и покорно последовал за ней.
Примерно через час мы уже стояли в очереди на вход. Тут творился настоящий бардак — блеяли овцы, мекали козы, лаяли из железных клеток страшные облезлые собаки. Пахло лошадями, навозом и чем-то сгнившим. Стоял невыносимый гвалт из-за спорящих, кто чье место в очереди занял и других, кто пытался их перекричать с той или иной целью. Иногда вспыхивали потасовки, но очень быстро заканчивались — соседи по очереди моментально растаскивали драчунов, да еще и шикали на них опасливо, косясь в сторону ворот.
Бедные стражники, как же им тяжко, наверное, работать в такой атмосфере…
Гнусная мерзость…
Прошло не меньше получаса, прежде чем торин венок был полностью готов, а мы наконец приблизились к воротам.
Две тяжелые створки, открывающиеся в нашу сторону, были открыты и надежно удерживались на местах толстыми цепями, закрепленными чем-то вроде больших карабинов на огромных булыжниках. Ворота будто бы сами по себе задумывались как оружие — если такой створкой перешибет, то дух выбьет в момент, а судя по тому, что их удерживали такие огромные камни, где-то внутри у них то ли мощные пружины, работающие на закрытие, то ли какой-то другой механизм, позволяющий быстро это сделать. Неплохое решение для серьезного фортификационного сооружения в условиях отсутствия рва, решеток и всего такого.
Возле ворот стояла небольшая будка-караулка, возле которой несли службу пятеро стражников. Все, как на подбор — в красно-золотистой форме, один в один как знамя, что Тора таскала вместо юбки, только на сей раз их одеяние было расчерчено в ромбики, идущие одноцветными рядами. На голове каждого был накинут кольчужный капюшон, переходящий в кольчужную же жилетку, свисающую где-то до середины бедра. Простые серые штаны и высокие, почти до колена, сапоги, довершали наряд каждого стражника. В руках у троих были алебарды, четвертый был слишком занят ощупыванием мешков на телеге, проходящей прямо перед нами, а в руках у пятого был какой-то документ, с которым он внимательно сверялся.
— Торговля? — вяло осведомился у Торы один из алебардщиков.
— Нет, что вы. — лучезарно улыбнулась Тора, включая режим обаятельной дурочки. — Мы просто вчера вышли погулять и заблудились в лесу, переночевали и теперь вот смогли вернуться в город!
Н-да, и это я-то — не привлекай внимания?!!
Дура.
Стражник косо посмотрел на Тору, но ее широченная улыбка и полное отсутствие каких-то мыслей в голове, видимо, сработали. Он махнул рукой — проходите, мол, и перешел к следующему просителю.
Мы без проволочек прошли в ворота и оказались в городе.
Сказать честно, после величия крепостной стены и исполинских ворот, я ожидал чего-то большего.
Город встретил нас невысокими, в два-три этажа, каменными домиками, крыши которых покрывала где черепица, а где и просмоленным деревом обошлись, или чем-то вроде того. Двери всех домов выходили прямо на улицу, на которой мы оказались, без всяких внутренних дворов, а кое-где вместо дверей были лесенки, ведущие на верхние этажи — прямо к дверям. Не иначе, этажи принадлежали разным людям и таким образом они разграничивали свои входы.
И везде были вывески. Очень много вывесок. Сделанных на деревянных щитах или железных пластинах, нарисованные красками или выбитые, а где-то — аж выжженные, и главное — изображающие совершенно разные вещи! Нитка с иголкой — швейная мастерская, наверное. Подкова и гвоздь — видимо, конюшня. Наковальня и молот — очевидно, что кузница, в одном, кстати, доме с конюшней, и не удивлюсь, если даже хозяин у них общий. Что-то вроде чаши, в которую падает капелька — аптека? Или все же алкогольная лавка? Ножницы — парикмахер, как пить дать.
Но большинство вывесок были совершенно мне непонятны. Что например значит половинка круга с расходящимися от нее лучами, будто солнце встает из-за горизонта? Что означает пустая прямоугольная металлический пластина, симметрично пробитая доброй сотней крошечных отверстий, через которые просачивались солнечные лучи? Как понять вывески, на которой нарисована рыба, пораженная синим зигзагом молнии? Что находится за дверью, прячущейся под кислотно-зеленым шестиугольником, поделенным прямыми линиями от угла к противоположному углу? В конце концов, что означает искусно вырезанный из листа железа или стали силуэт
