запись, не демонстрируя служебное удостоверение.
– Держи карман шире, – пренебрежительно хмыкнул Паршутин. – Да я бы вас на порог не пустил!
– Вот и я им то же самое говорю, – подхватил Крайнов. – Он же, говорю, из органов, понимает, что такое секретность!
– Понимаю, – согласился Федор Ильич. – Про секретность я все как есть понимаю. Я другого не пойму: чего тебе от меня надо, старлей? Подписку о неразглашении? Доставай, подмахну без проблем!
– Да я и так не сомневаюсь в вашей полной благонадежности! – снова прижал ладонь к сердцу Крайнов. – Но вы же сами знаете, что это за зверь – начальство! Ты, говорят, наследил, ты и прибирай.
– Погоди, – насторожился Паршутин, – что значит – прибирай?
– А ты сам-то как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Крайнов, вынимая из-под полы семнадцатизарядный «глок» с длинным заводским глушителем. – Как любит повторять мой шеф, не в собесе служим. Так что…
– Ах ты, сопляк! – перебил его Паршутин и с неожиданной резвостью метнулся к дверям, одновременно пытаясь выхватить из кобуры свой травматический пугач.
«Глок» издал короткий глухой звук, похожий на удар пальцем по донышку жестяного ведра, и Паршутин шумно обрушился на пол, опрокинув подставку для цветов.
– Ничего личного, – закончил начатую фразу старший лейтенант Крайнов и, направив пистолет на корчащегося в луже крови сторожа, выстрелил еще дважды.
Глава 10
– Открыто! – крикнул Юрий, услышав негромкий стук в дверь.
Дверь отворилась, и вошедший в комнату охранник Аман застыл на пороге, изумленно уставившись на Юрия. Аман стоял вверх ногами, из-за чего его ошарашенная физиономия выглядела особенно потешно. Напоследок еще разочек согнув и разогнув в локтях руки, Юрий сильно оттолкнулся ими от пола и, совершив кульбит, мягко приземлился на ноги. Пол и потолок живо поменялись местами, и стоящий на пороге охранник занял нормальное, не противоречащее основополагающим законам физики положение. Словно в ознаменование этого радостного события, выражение его лица тоже стало нормальным, а поза – не такой напряженной.
– Извини за беспокойство, уважаемый, – с легким полупоклоном произнес он, – здесь тебя хотят видеть.
– Кто? – в свою очередь удивился Юрий.
Аман через плечо покосился в коридор, откуда доносились приглушенные расстоянием голоса, и негромко сообщил:
– Мент. Подполковник.
– Что-то случилось? – забеспокоился Якушев.
– У нас – ничего. В доме напротив сторожа застрелили, того самого, который вчера ссорился с нами из-за собаки. Теперь милиция допрашивает всех, кто есть в доме. Э, ишаки! Говорят: ссора была – значит, был мотив. Признавайтесь, зачем человека убили!
– Ну, а ты как думал, – сказал Якушев. – Кто же станет копать вглубь, когда прямо на поверхности лежит такой лакомый кусок! Где он, твой подполковник?
– Внизу, в холле, – сообщил Аман. – Допрашивает Джохара. Говорит, ты затеял драку, тебя дубинкой ударили, значит, ты – главный подозреваемый. Ишак, мамой клянусь! А еще земляк называется.
– Не знаю, как у вас, – сказал Юрий, натягивая футболку, – а здесь, в Москве, у ментов земляков не бывает. Они сами себе земляки, особая нация, а может быть, даже особый биологический вид – ментозаурус вульгарис.
– Ты на каком языке сейчас сказал, уважаемый? – вежливо осведомился Аман.
– Расслабься, – посоветовал Юрий, – а то, чего доброго, захвораешь. Иди, скажи ему, что я сейчас приду.
Охранник вышел, без стука прикрыв дверь. Якушев огляделся, озабоченно почесывая затылок. Его непредсказуемая, как норовистая лошадь, судьба выкинула очередной фортель, и кончиться все это могло как угодно – могло плохо, а могло и очень плохо. Теперь все зависело только от тех, кто будет вести дело об убийстве сторожа. На взгляд Юрия, привыкшего не ждать от московской милиции ничего хорошего, следователям предстояло сделать выбор между двумя подозреваемыми: Джохаром, которого покойный сторож успел приласкать дубинкой, и самим Юрием, которому тоже досталось бы на орехи, не окажись он таким проворным. А поскольку, если верить Аману, ведущий это дело подполковник приходится Джохару и всем прочим земляком, нетрудно догадаться, кого именно он выберет. Пистолет и винтовку найдут при обыске, а дальше все пойдет, как по маслу: мотив есть, оружие есть, дело можно закрывать и передавать в суд. А что калибр не совпадает, так это пара пустяков: подтасовать улики для российских ментов – плевое дело. Вон, когда в том же Дагестане эфэсбэшники по ошибке шлепнули ни в чем не повинного паренька и пытались задним числом пришить ему терроризм, не придумали ничего умнее, чем подложить в карман убитому гранату. Так при осмотре тела, если верить протоколу, на трупе обнаружили «Ф-1», а в суде фигурировала уже «РГД»… И ничего, пролезло!
Пока Юрий предавался горестным размышлениям о том, что был не в силах изменить, у дожидавшегося его в холле первого этажа милиционера, по всей видимости, лопнуло терпение. Дверь распахнулась без стука, и в комнате показался подполковник. На какое-то время он задержался в дверях, чтобы, обернувшись, отдать какие-то распоряжения своим подчиненным, так что Юрий видел только его плечо с двумя крупными звездами на погоне да вороной с легкой проседью затылок. Потом он повернулся лицом, и у Юрия немного отлегло от сердца – впрочем, вот именно и только немного, совсем чуть-чуть.
– А, шайтан! – увидев Якушева, чуть ли не с испугом воскликнул подполковник. – Откуда ты здесь взялся, э?!
«Чтоб тебя», – с досадой подумал Юрий. Прозвучавший только что из уст стража порядка возглас лишал смысла любые попытки сделать вид, что они незнакомы.
– Привет, Джаба, – сказал он дружеским тоном. – Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?
Он тут же пожалел о сказанном, увидев за спиной у подполковника глаза Амана, снова, как пару минут назад, вытаращенные от изумления. «Жалко парня, – подумал Якушев об охраннике. – Этак у него в башке все предохранители расплавятся. Процессор-то слабенький, от силы триста восемьдесят шестой, а новой информации – мама, не горюй! Как бы в самом деле не свихнулся…»
Подполковник Джафаров, наконец, переступил порог и плотно прикрыл дверь перед носом у Амана. Лицо у стража порядка было кислое, он явно не испытывал от нежданной встречи никакой радости и даже не пытался это скрывать.
– Здравствуй, дорогой, – сказал он тоном, каким собеседнику обычно желают провалиться к чертям собачьим в пекло. – Опять ты! Как так получается, слушай: где ты, там неприятности?
