посуду, выключил телевизор, выкурил в тишине сигаретку и направился в гостиную – к креслу, торшеру и детективу.
При чтении этой, с позволения сказать, литературы, Федор Ильич получал огромное удовольствие, потешаясь над некомпетентностью, а порой и откровенным невежеством авторов. Обложки, изготовленные по всем правилам современной полиграфии, тоже иногда бывали хороши. Особенно запомнилась одна, украшенная портретом некоего гражданина весьма мужественной наружности, целящегося прямо в читателя из большого пистолета заграничной конструкции. Художник изобразил момент выстрела, не забыв пририсовать и вылетающую из ствола пулю. То есть это он думал, что рисует пулю, а на самом-то деле у него получился весь патрон целиком, вместе с гильзой. Паршутин долго забавлялся, пытаясь представить, с какой силой боек должен был ударить по капсюлю, чтобы образовалось наблюдаемое явление, а потом решил, что обложку почти наверняка рисовала баба – ну, или, в самом крайнем случае, мужик, который недалеко от нее ушел.
Но все-таки читать эти книги было куда приятнее, чем смотреть новости по телевизору. За чтением Федор Ильич целиком погружался в выдуманный мир, который был особенно хорош тем, что выдумывали и описывали его люди недалекие, скверно информированные и имеющие далеко не полное представление о том, как на самом деле планируются и совершаются преступления, о которых они пишут. Жизненный опыт у них куцый – люди действия книжек не пишут, а писатели не ловят преступников, и все по одной причине, а именно: из-за отсутствия свободного времени, – знания их почерпнуты, в лучшем случае, из интернета, и тем смешнее читать размещенные на оборотной стороне обложки биографические сведения об авторе, который, если не работал следователем по особо важным делам, то уж наверняка служил в каком-нибудь спецподразделении. Не просто в армии, не в ВДВ даже, а вот именно в войсках специального назначения! А сам-то, поди, автомата в руках не держал и представления не имеет, с какой стороны у него приклад, а с какой – дуло. Вот у них пули-то вместе с гильзой из ствола и вылетают…
Говоря коротко, Федор Ильич читал только те книги, которые давали ему возможность насладиться чувством собственного превосходства над автором, не посвященным в профессиональные тонкости милицейской службы. Иногда, подвыпив, он делился своими соображениями по поводу прочитанного с Бандитом, и самым мягким из выражений, которые слышал в такие моменты покойный пес, было слово «дебилы». Теперь его, увы, не стало, и выслушать критические замечания Паршутина в адрес горе-литераторов мог разве что торшер.
Очутившись в небольшом коридоре между кухней и гостиной, Федор Ильич понял, что торшер вспомнился ему неспроста. Он работал сторожем в этом доме уже четвертый сезон подряд и мог пройти по нему, ни разу не споткнувшись, даже в полной темноте. Поскольку хозяин, хоть и не брал с него денег за электричество, частенько ворчал по поводу якобы слишком большого расхода энергии, этот приобретенный навык был небесполезным. В целях экономии Паршутин жег свет только в тех комнатах, где находился в тот или иной момент, а в помещениях вроде вот этого коридорчика не включал его практически никогда, разве что во время уборки. Здесь и сейчас было темно, и в этой темноте особенно хорошо была заметна полоса неяркого света, падавшего из дверей гостиной. Судя по теплому оранжевому оттенку и яркости, свет исходил именно от торшера, хотя Паршутин, хоть убей, не помнил, чтобы его включал. По всему выходило, что, пребывая в расстроенных чувствах по поводу смерти Бандита, он сделал это незаметно для себя, автоматически, и, стало быть, свет в гостиной горел все время, пока Федор Ильич курил на улице, чистил снег, ужинал, мыл посуду и снова курил – то есть довольно долго.
«Ладно, не обеднеет», – подумал Паршутин о хозяине, вошел в гостиную и остолбенел, увидев сидящего в кресле под торшером человека. Рука сама собой метнулась к матерчатой наплечной кобуре, в которой лежал травматический пистолет – разрешение на боевой у него, контуженого, отобрали сразу после оформления инвалидности.
Человек в кресле опустил книгу, которую собирался почитать Федор Ильич, и поднял голову. На губах у него все еще играла улыбка, вызванная, несомненно, тем, что он прочел, открыв наугад первую попавшуюся страницу. Паршутин слегка расслабился и уронил руку, так и не вынув пистолет из кобуры, потому что человек этот был ему знаком. То немногое, что Федор Ильич о нем знал, целиком и полностью объясняло странный способ, которым этот тип проник в дом.
Упомянутый способ не отличался сложностью, поскольку, отправляясь на расчистку снега, Федор Ильич не потрудился запереть входную дверь. Он, этот способ, действительно был странным – странным для нормального человека, но никак не для сотрудника ФСБ, каковым являлся незваный гость майора Паршутина. Нормальный человек позвонил бы в дверь и, не получив ответа, отправился бы на поиски хозяина, ориентируясь по доносящемуся с заднего двора характерному шарканью лопаты. А этот доморощенный Штирлиц, естественно, предпочел тихо прокрасться в дом и устроить Федору Ильичу сюрприз – сидел тут, небось, и хихикал, радуясь тому, какой он ловкий да незаметный… Тьфу!
Как всякий милиционер, пусть себе и бывший, Федор Ильич недолюбливал смежников, особенно прокуратуру и ФСБ. На закон наплевать всем, и упомянутым организациям в первую очередь, но достается за его нарушения почему-то только милиции, причем все от тех же структур – ФСБ и прокуратуры. Вечно они суют во все щели свой длинный нос, вечно норовят выдернуть прямо из зубов сулящее верный успех дело и подсунуть взамен «глухаря»… Какая уж тут любовь!
– Добрый вечер, Федор Ильич, – приветливо поздоровался гость.
– Добрый, – буркнул в ответ Паршутин, припомнив по ходу дела, что фамилия гостя, кажется, Крайнов, а чин – старший лейтенант. – Если честно, видали и добрее. А вы какими судьбами?
– Извините, что вот так, без стука, – правильно истолковав его холодность, сказал Крайнов и встал. – Просто дело, знаете ли, деликатное. Я бы даже сказал, секретное.
– А когда у вас другие были? – проворчал Федор Ильич.
– И то правда! – рассмеялся старший лейтенант. – Что поделаешь – служба!
– Что там у вас, говорите, – все так же неприветливо предложил Паршутин. – Время позднее, я спать хочу.
– Буквально пара слов! – прижав ладонь к сердцу, горячо заверил гость. – Понимаете, когда мы встречались прошлый раз, я… как бы это сказать… ну, превысил свои полномочия, что ли. Во всяком случае, начальство так считает. Оно почему-то уверено, что я мог бы получить от вас ту
