только что смеявшаяся над ужимками Дана, замираю, пытаясь понять: это она так меня ревнует — или здесь что-то другое? Что-то личное? У них ведь, между прочим, какие-то свои отношения, да? Они ведь были, да? Я об этом успела как-то забыть, слишком много всего случилось с той поры.
Или что-то политическое? Как-то ведь она оказалась в группе тех, кто перевелся вместе с Даном, чем-то же они занимались этот год?
- Ты про Розена? А не знаю, - пожимает плечами Дан. - У меня закончились варианты. И убивать его я теперь тоже боюсь, хорошо, что у нас не вышло.
- Обоснуешь?
- Обосновал бы, да слов таких не знаю. Я там кое-что видел, пока наша с тобой супруга тащила меня с Другой Стороны.
На этот раз я успеваю пресечь движение Джанны от меня до того, как она отстраняется. И у меня получается — очень-очень легко. Кажется, не так уж она на самом деле и хочет от меня отходить.
- И что ты видел? - спрашивает она так, будто ничего другого, кроме разговора о Розене, у нас тут не присходит.
- Я... да не знаю я! - Дан озадаченно смотрит на нас, даже, скорее, на меня, будто отвечает перед аудиторией, и именно я должна подсказать ему правильный ответ. - Мне теперь кажется, что на самом деле он никакой не жрец и не служитель, а аватара или что-то в этом духе. И магию он глушит и жрет не потому что его одарил Единый, а потому что он Единый и есть. Вот ты знаешь, что будет, если убить человеческую ипостась бога? Лично я даже предположить не рискну.
Джанна пораженно выдыхает, я - нет. Для меня сказанное звучит слишком бредово, чтобы впечатляться. Это Виктор Евгеньевич-то у нас бог? Да с чего бы?
- Всё, что видел, выкладывай, Дан. Всё-всё-всё, до малейшей детальки.
- Да нечего толком рассказывать, - морщится он. - Сплошные ощущения и сияния. Я просто видел его, видел тебя, видел вот Глену. Себя тоже видел. В каждом из нас есть свой источник силы и есть... то, что приходит извне. И то, что уходит вовне, богам. Некий обмен между нами и ними: наша вера, их магия. Это выглядит, как... нити? Паутинки? Что-то, связывающее нас с богами. У кого-то всего одна такая связь, у кого-то две или три. У некоторых особо хитрых, - Дан с намеком смотрит на Джанну, - больше. Но не мне, конечно, тебя за это осуждать, я тоже со стороны выгляжу... интересно. А вот Розен выглядит не так, как мы все. К нему идет добрая тысяча нитей. Даже больше, наверно. Я теперь думаю, что они - от всех, кто поклоняется Единому. А от него — никому, ничего.
***
- Я могу только догадываться, как много родители знали о Викторе Розене, - говорит Дан. В руке у него невесть откуда взятая сигарета, которую мне очень хочется спалить целиком, так странно и неуместно он с ней выглядит. - И как, вообще, они умудрились что-то узнать. И были ли у них доказательства или только догадки. Если и есть у них какой-то архив с ответами на мои вопросы, то я до сих пор его не нашел, а я перерыл все. Ну, кроме тех вещей, к которым у меня не было доступа из-за возраста, а теперь нет доступа, потому что Совет Магов, зараза, тянет с моим наследством.
В замке нельзя курить, поэтому мы поднялись наверх, на башню, где уже «не считается». Закуривать Дан не торопится, поэтому мне все больше кажется, что сигарета была просто дурацким предлогом, чтобы не разговаривать об этом в замке. Чтобы не подслушали, что ли? Так ведь и здесь могут. Мало ли у нас... умельцев.
- В общем, об этом я могу только догадываться. Но кое-что знаю наверняка. Знаю, что родители связали серию убийств-жертвоприношений с рождением ребенка у Розенов. Почему, как связали? Отца бы спросить, он это дело расследовал, он его и сдал в архив нераскрытым спустя пять лет. Да вот не спросишь. Знаю, что посчитали сына Розенов очень опасным, настолько, что начали свой, встречный проект. Долго готовились, - Дан криво улыбается. - Или долго решались, может быть. И сделали меня.
Дан щурится на солнце, запрокинув голову, я тоже смотрю на солнце и понимаю, что до заката осталось три-четыре часа. Все еще осталось. Все еще даже не вечер. Бесконечный день.
- Без жертвы тут, конечно, было никак. Но поскольку у Князевых, в отличие от некоторых, есть этический кодекс, организовать еще одну серию убийств они не потянули. Пришлось приносить в жертву самих себя. Причем, как я понимаю, они виртуозно смогли договориться с богами, можно сказать, взяли у них кредит. И заплатили по счету, когда мне уже шел четвертый год. То есть, года четыре спустя после сделки с богами, а может быть, и больше, смотря когда она была: до моего зачатия или после. Сделка точносостоялась не позже моего рождения: все мои способности врожденные, они у меня в карте записаны, в той, которая доступна только семейному врачу и членам семьи. То есть они и сделали все, что хотели, и дела успели уладить. Когда я это осознал, то понял, что ничего ценнее наглости в магии нет.
Джанна тихо хмыкает, а я думаю, что Дан, возможно, прав. Достаточно вспомнить, сколько дел я сегодня наворотила благодаря своей наглости и упрямству... а еще благодаря чужим дарам, о которых я почти ничего не знала. Но не для того ли нужна наглость, чтобы обнаружить, что предел твоих возможностей гораздо дальше, чем тебе кажется? Не для того ли, чтобы вдруг обнаружить, что ты вся в чьих-то дарах?
Впрочем, скорее всего, Дан это сказал просто так. Нас посмешить. Он всегда так делает.
