class="p1">– Нет, не стоит, благодарю вас, – ответила Аглая Петровна и, уже готовясь уйти, вдруг замерла на месте. – Вы спрашивали меня, хочу ли я отомстить…
– Да, спрашивал.
Девушка повернулась ко мне:
– Так вот нет! Просто я не хочу больше бояться. Не хочу больше опасаться быть опозоренной, не хочу жить с ощущением в теле и в голове этого острого крючка, дергая за который, можно заставить меня подчиниться своей злой воле! Не хочу терпеть в себе эту слабость и оставить ее внутри на всю свою жизнь, сделав ее неотъемлемой частью моей натуры!.. Страх, опасение возразить, подать голос против несправедливости со стороны более сильного – нет, я не хочу этого! Нельзя терпеть такое в себе всю жизнь, иначе это станет настоящим адом…
Аглая Петровна, замолчав, протянула мне руку для прощания. Склонившись к ней, я внезапно понял, что последние мои сомнения теперь полностью отпали.
Глава VI
Данилевский появился у меня в гостинице вечером того же дня. Он был взволнован и возбужден.
– Я надеюсь, что у вас сегодня более не назначено встреч, – выпалил он с порога, не тратя времени на приветствия и прочие подобные пустяки, – мне очень надо свести вас с одним моим знакомым. Это будет очень полезное знакомство, не сомневайтесь. Тут совсем недалеко, и нас уже ждут! Так что покорнейше прошу: едемте!..
Через несколько минут мы уже тряслись в экипаже. Я в молчании глядел, как за окном проплывали знакомые и незнакомые мне бульвары, улицы и переулки, фасады домов и купола церквей. Как я ни ломал голову, догадаться о цели нашей поездки у меня все не выходило.
– Куда мы все-таки едем? – наконец не выдержал я.
– Мы направляемся в заведение Бубновского, – отозвался Данилевский.
– Какого такого Бубновского?
– О, это занимательнейшее место, вы не пожалеете! Там подают очень приличную водку и закуски, и к тому же совсем нет общего зала – только комнаты для одного-двух человек: окон нет, стены без обоев, стол без скатерти и пара стульев или лавок, так что нанести урон обстановке просто не получится. Посуду можете колотить, сколько влезет! Там можно от души побуянить и при этом безо всякого ущерба для репутации, ибо все очень конфиденциально и секретно. Тем сие заведение и славится: очень высокой платой за вход и тем, что просто так туда не попасть…
– Кажется, я не любитель побуянить, – ответил я, еще более заинтригованный.
– Пусть так, но вам там придется по вкусу! Не извольте волноваться, скоро вы все узнаете…
Через пару минут карета остановилась у странного длинного и мрачного здания, второй этаж которого, вероятнее всего, занимали какие-либо конторы. Мы вышли из экипажа и, пройдя пару десятков шагов, постучали в незаметную маленькую дверку, которая, видимо, вела вниз – в подвальные помещения.
Дверь скрипнула, и перед нами выросла рослая фигура швейцара весьма представительного вида.
– Что изволите, любезнейшие господа? – почтительно осведомился он, с некоторым подозрением взглянув на Данилевского, который стоял передо мной.
– Этот господин приглашен к Петру Дмитриевичу на обед, – сказал студент, кивнув головой в мою сторону.
– О, конечно-конечно! Вас, милейший, уже давно ждут, – швейцар посторонился, пропуская меня внутрь.
Данилевский остался за порогом.
– А как же вы? – обернулся я к студенту.
– Я же говорил: не более двух человек, – шепнул он мне в ответ. – Таковы правила заведения. К тому же, полагаю, вам будет удобнее побеседовать с Петром Дмитриевичем с глазу на глаз.
За швейцаром я спустился по лестнице в узкий подвальный гулкий коридор. Здесь и вправду не было ни столиков с пепельницами или цветами, ни рисунков или гравюр, обычно украшающих стены подобных заведений, ни даже ткани, прикрывавшей бы голые стены. По обе стороны прохода в полумраке виднелись одинаковые прямоугольники массивных дубовых дверей. У одной из них мы остановились, и швейцар тотчас щелкнул в замке ключом:
– Пожалуйте, милейший, милости просим!
Я вошел внутрь.
Передо мной стоял большой темный стол с двумя широкими лавками, приставленными к нему по бокам. Больше в комнате из обстановки не было ничего, ни одного лишнего предмета, если не считать свисавшего с крючка шнура для колокольчика да пары подслеповатых ламп, прикрепленных к стене высоко под потолком.
За столом сидел человек в строгом темном мундире. Аккуратно зачесанные назад волосы, бритый подбородок и усы с бакенбардами, подобные тем, что изволил носить на своем царственном лице сам государь император, придавали незнакомцу солидный и внушительный вид.
На столе перед ним стоял уже початый большой четырехгранный штоф с водкой, миска соленых огурцов, плошка с кислой капустой, деревянная тарелка с селедкой и маленький чугунок с дымившейся горячей картошкой.
Я не пью водку в качестве напитка «для разговору», для меня она – лишь необходимость для согрева тела в зимних путешествиях или после крещенской проруби, но запах в комнате от картошки и огурцов стоял такой соблазнительный, что я невольно восхитился этим аппетитным и совершенным в своей простоте столом.
– Здравствуйте, Марк Антонович! – незнакомец поднялся со своего места и протянул мне руку. Он был невысок ростом, но весьма широк в плечах.
Я услышал, как за мной закрылась дверь, и в замке снова щелкнул ключ.
– Прошу простить меня за излишнюю мистификацию, – сказал человек в мундире, – но здесь нам познакомиться будет куда удобнее, чем где бы то ни было еще. Разрешите представиться: Петр Дмитриевич Данилевский.
Я снял с руки перчатку и пожал его ладонь.
Петр Дмитриевич жестом пригласил меня к столу:
– Доставившему вас сюда молодому человеку я имею несчастье приходиться дядей и, дабы более не морочить вам голову, сразу скажу, что на службе я состою в должности судебного следователя. А о ком и о чем пойдет наш дальнейший разговор, думаю, вы и сами догадаетесь.
– Следователь? – спросил я, занимая место за столом напротив моего визави. – То есть, вы знали дело во всех подробностях, когда Барсеньев с вашим племянником нашли савельевское завещание и подали свою жалобу?
– Увы, нет, – Данилевский-старший потянулся за штофом и, не спрашивая моего согласия, стал разливать водку по рюмкам. – Оболтусы не догадались испросить моего совета, и их самонадеянность обошлась им обоим очень дорого…
– А что бы вы могли им посоветовать, если бы они все же осведомились о вашем мнении на сей счет? – спросил я Петра Дмитриевича, глядя, как он ставит передо мной наполненный до краев лафитник.
– Я, не секунды не колеблясь, посоветовал бы им напрочь забыть о завещании Савельева в день его оглашения, пусть оно хоть трижды подложное, быстро-быстро собрать свои вещи и разъехаться
