Книга Беатриса - Оноре де Бальзак

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90

Фелисите бросила на Беатрису дикий, свирепый взгляд, — так еще никогда не смотрела на свою соперницу ни одна женщина в мире.

— А я-то думала, — сказала она, — что так чувствую только я одна. Беатриса, ваши слова навеки разлучили нас, отныне мы более не подруги. Мы начинаем ужасную битву. И я говорю тебе — ты либо погибнешь, либо отступишься...

Фелисите быстрым шагом прошла к себе в спальню, но оцепеневшая от изумления Беатриса успела увидеть ее взгляд разгневанной львицы.

— Вы завтра поедете в Круазик? — спустя немного спросила Камилл, приоткрыв дверь.

— Конечно, — гордо ответила маркиза, — я и не отступлю, и не погибну.

— Я веду честную игру: предупреждаю, что напишу Конти, — заявила Фелисите.

Беатриса побледнела как полотно.

— Что ж, мы обе играем своей жизнью, — ответила она, не зная, на что решиться.

Яростные страсти, которые этот диалог пробудил в душе обеих женщин, улеглись за ночь. Соперницы образумились и вновь прибегли к коварному средству, до которого такие охотницы большинство женщин: они решили выжидать; но эта система, безошибочно действующая в отношениях женщин с мужчинами, не оправдывает себя в отношениях между женщинами. Именно во время этой последней бури мадемуазель де Туш услышала тот голос свыше, который торжествует даже над смелыми душами. Беатриса же подчинилась правилам света, она боялась презрения общества. Итак, последняя ложь Фелисите, к которой примешалась жесточайшая ревность, увенчалась успехом. Ошибка Каллиста была исправлена, но малейшая новая неосторожность с его стороны могла разрушить все надежды юноши.

Стоял конец августа, небо было чудесной чистоты. Там, где воды океана сливались с горизонтом, они, подобно южным морям, принимали оттенок расплавленного серебра, на берег набегали небольшие волны. Солнечные лучи, отвесно падавшие на песок, подымали над землей легкий блестящий пар, и жаркий воздух был напоен тяжелой влагой, как в тропиках. Соль, словно белые маленькие ромашки, проступала на раскаленной почве. Бесстрашные болотари, надев белые балахоны в защиту от палящих лучей, с раннего утра высыпали на свои участки с длинными граблями в руках. Одни, опершись о низкие валики из высохшего ила, служившие межами, терпеливо наблюдали знакомую им с детства картину — на их глазах совершалось замечательное явление природы; другие забавлялись со своими ребятишками, громко переговаривались с женами. Зеленые драконы, именуемые таможенниками, лениво покуривали трубки. Во всей этой картине было нечто восточное, и если бы парижанин чудом перенесся сюда, он наверняка решил бы, что находится за пределами Франции. Барон и баронесса под тем предлогом, что им хочется пойти посмотреть, как добывают соль, добрались до мола и любовались этим мирным пейзажем, тишину коего нарушал только равномерный рев прибоя; лодки бороздили морскую даль, яркая зелень полей придавала этому уголку особое очарование — ибо трудно, вернее, почти невозможно встретить на пустынных берегах океана свежий оазис зелени.

— Ну вот, друзья мои, я решил, как видите, перед смертью еще раз посмотреть на герандские озера, — сказал барон болотарям, которые собрались у мола, чтобы приветствовать герандского патриарха.

— Да разве дю Геники умирают! — возразил кто-то из болотарей.

В это время от ворот Туша к берегу направилась маленькая группа гуляющих. Впереди шла маркиза, а за ней под руку следовали Каллист и Фелисите. Сзади, шагах в двадцати, плелся Гаслен.

— А вот и мои родители, — сказал юноша, обращаясь к Фелисите.

Маркиза остановилась. При виде Беатрисы г-жа дю Геник испытала непреодолимое отвращение, хотя маркиза оделась к своему авантажу: на ней была широкополая шляпка из итальянской соломки, отделанная васильками, на плечи спадали золотистые локоны; в скромном платье из небеленого серого полотна, перехваченном в талии синим поясом с длинными развевающимися концами, она напоминала принцессу, одетую пастушкой.

«У этой женщины нет сердца», — подумала баронесса.

— Мадемуазель, — сказал Каллист, обернувшись к Фелисите, — познакомьтесь — это моя матушка и мой отец.

Потом он обратился к родителям:

— Мадемуазель де Туш и маркиза де Рошфид, урожденная де Катеран, батюшка.

Мадемуазель де Туш ответила на поклон барона и почтительно, с чувством благодарности склонилась перед баронессой.

«А ведь эта женщина, — подумала Фанни, — действительно любит моего сына: она как будто благодарит меня за то, что я произвела на свет Каллиста».

— Вы, я вижу, тоже пришли посмотреть, хороша ли добыча соли; но у вас куда больше оснований, чем у нас, интересоваться этими делами, — обратился барон к Фелисите, — ведь большая часть промыслов принадлежит вам.

— Барышня богаче всех владельцев, — вмешался один из болотарей, — да сохранит их господь бог, они хорошие дамы.

Обе компании раскланялись и разошлись.

— Мадемуазель де Туш никак нельзя дать больше тридцати лет, — заявил старик жене. — Какая же она красивая! И неужели наш Каллист предпочел этой великолепной дочери Бретани парижскую дылду?

— Увы, предпочел! — ответила баронесса.

У мола наших путешественников уже ожидала лодка, но переезд прошел скучно. Маркиза была холодна и держалась подчеркнуто важно. Фелисите побранила Каллиста за ослушание и разъяснила ему, в каком положении находятся его сердечные дела. Терзаемый мрачным отчаянием, Каллист бросал на Беатрису печальные взгляды, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Ни одним словом не обменялись путники во время короткого переезда от герандского мыса до порта Круазик, где грузят на корабли соль; к пристани движутся женщины, поддерживая на голове большие глиняные чаши, что придает им сходство с кариатидами. Местные женщины привыкли ходить босиком и носят короткие юбки. И сегодня они не обращали внимания на то, что ветер свободно играет концами небрежно повязанной косынки, скрещенной на груди, — у большинства под косынкой не было ничего, кроме рубашки, но именно они-то и выступали особенно гордо, ибо чем меньше на женщине одежд, тем великолепнее она в своем благородном целомудрии. Небольшое датское суденышко принимало груз. Прибытие двух прекрасных дам вызвало любопытство подносчиц соли; и, чтобы избежать назойливых взглядов, а главное, чтобы сделать приятное Каллисту, Фелисите быстро направилась к скалам, оставив юношу наедине с Беатрисой. Гаслен шел позади своего господина примерно шагах в двухстах. Со стороны моря полуостров Круазик окружен гранитными скалами столь причудливой формы, что оценить их по достоинству может только бывалый путешественник, который знает, что такое величие дикой природы.

Позволительно думать, что скалы Круазика не имеют себе равных по первобытной красоте, так же как долина Гранд-Шартрез красивее всех долин Франции. Ни берега Корсики, где гранит образует живописные рифы, ни побережье Сардинии, где природа не скупится на величественные и грозные красоты, ни базальтовые скалы северных морей не являют столь удивительного зрелища. Щедрая на выдумки природа нагромоздила здесь утесы самых причудливых форм. Глаз человека, быть может, скоро утомят эти нескончаемые вереницы гранитных чудищ; в бурю их омывают волны, сгладившие мало-помалу все выступы и неровности. Под естественным сводом, высеченным с такой смелостью, до которой далеко даже Брунеллески, ибо самые великие произведения искусства суть лишь робкое подражание творениям природы, — под этим сводом вы обнаружите водоем, отполированный, как мраморная ванна, и усыпанный по дну тонким белым песочком; смело входите в эту теплую воду, достигающую всего лишь четырех футов глубины. Дальше вас пленят маленькие прохладные бухточки, укрытые, как портиком, грубо очерченными, но величественными скалами, которые напоминают стены дворца Питти, также являющего собой подражание неистощимой фантазии природы. Словом, разнообразие здесь необычайное. Вы найдете тут все, что могло бы измыслить или пожелать самое требовательное воображение. Есть даже заросли самшита, — явление столь редкое на берегах океана, что его можно считать, пожалуй, исключением. Эта рощица самшита, самая большая достопримечательность безлесного Круазика, находится приблизительно на расстоянии одного лье от порта, там, где берег далеко вдается в море. Один из гранитных мысов вздымается так высоко над водой, что даже в самые сильные штормы волны не доходят сюда: с южной его стороны по какому-то непонятному капризу природы, должно быть, еще в допотопные времена, образовался выступ, имеющий в ширину фута четыре. На этот выступ, то ли случайно, то ли попечениями человека, попало немного плодородной земли; во всяком случае, ее хватило, чтобы дать жизнь низкорослому самшиту, семена которого занесли на одинокий мыс птицы. Судя по чудовищным, узловатым корням, самшит этот насчитывает не меньше трех столетий. Подошва скалы треснула. Вулканические потрясения, следы коих неизгладимыми письменами врезаны в гранит, откололи от берега огромные глыбы. Море, достигающее в этом месте пятисот футов глубины, свободно, не встречая на своем пути препятствий, подходит к самой гранитной стене; возле нее, еле выступающим над водой полукольцом, рассыпаны камни, и пенный круговорот непрестанно их обегает.

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90