получаем на руки подписанный договор на лечение, я не могу сдержать слёзы радости.
— Ура! Мы сделали это! — кричу я, расставив руки в сторону Макара.
Тело само бросается к нему на шею, парень же только слегка приобнимает меня.
— Да круто, малая. Но я бы сказал, что ты сделала это.
— Но ведь это и твои деньги! Миллион — не маленькая сумма…
— Да, да, я знаю, но она в пять раз меньше той, что отстегнула ты…
— Да брось… Я вообще отказывалась от этих денег. Но почему не использовать их на благое дело?
Он мягко отстраняется от меня.
— Пойдём на свежий воздух, я весь вспотел.
Выходим на улицу, и я наконец-то понимаю, что впервые за много дней вздохнула с облегчением. Мысль о предстоящих переменах одновременно пугает и окрыляет.
— А как у тебя дела? Мы так и не поговорили. Как Вика?
— Ты серьёзно? Думаешь я с ней встречаюсь или типа того? — усмехается парень, иронично подняв бровь.
— Ну вы выглядели очень… влюбленными…
— Бред не неси, мы просто трахались, — отмахивается он, а я как всегда удивляюсь лёгкости с которой он говорит о таких вещах. — Надеюсь её брат чмошник узнает об этом…
— Понятно… Ты только будь осторожен, — тревожно вздыхаю я.
— Ой, не мороси. Ну отпиздит он меня ещё раз. Всё лучше, чем прозябать как вы…
— По твоему мы прозябаем?
— А по твоему нет? Дай угадаю, чем вы занимались вчера… Хм… Вы поели, посмотрели фильм, потрахалась, и легли спать…
— Ну, допустим, ты прав… И что с того?
— Ебать, не надо быть Вангой, чтобы знать всё о вашей кринжовой жизни…
— Зато у нас есть стабильность и безопасность, поддержка и любовь друг к другу…
— Ну да… Только друг к другу, — говорит он с явным подтекстом.
— С чего этот тон? — возмущённо складываю руки на груди.
— На какой разговор ты хочешь меня вывести? Начинаешь бесить уже, — узнаю прежнего Макара, значит он не изменился, показалось. — Если больше ничего важного для меня нет, я пойду.
— Ладно, рада была повидаться, — раздражённо бросаю я.
Его глаза сужаются в узкие холодные щёлки.
— А я то как рад… Давай до свидания…
Он разворачивается на каблуках и уходит, оставляя меня одну посреди улицы.
…
Накануне дня Х не нахожу себе места. Я взяла отгул на работе, чтобы провести этот день с Матвеем. Нам предстоит первая длительная разлука за последние пару месяцев, проведённые вместе. Когда все вещи собраны, мы решаем принарядиться, и сходить куда-нибудь поужинать.
Вечером, оказавшись в постели, я набрасываюсь на Матвея, как голодная львица на загнанного оленя.
— Милая, всё в порядке? — осторожно спрашивает он, когда мы мокрые и запыхавшиеся после страстного спринта лежим на влажных простынях.
— Не знаю, а ты как думаешь?
— У меня такое чувство, что ты провожаешь меня в армию, — смеётся мой мужчина. — И я должен сдать какую-то запредельную норму по сексу. Меня не будет всего пару недель. Я вернусь и всё компенсирую. Неделю проведём в постели… Я обещаю… Тебе будет больно ходить, если захочешь…
— Чёрт, это так заметно?
— Ну вообще да, я боялся, как бы ты не отгрызла от меня кусок… Какой-нибудь очень важный кусок… Тот к котому я очень привязан…
— Блин, прости. Просто я переживаю.
— Я тоже, но оно того стоит, — он на пару секунд замолкает. — Не верится, что я смогу увидеть твоё прекрасное личико…
— Откуда ты знаешь, что оно прекрасное? — усмехаюсь я.
— Мне как-то Мак рассказал… Знаешь, мне кажется, что он даже запал на тебя…
— Хм, — только хмыкаю я, слова застряли в горле.
— Ты так не думаешь? — спрашивает Матвей.
— Я ничего такого не замечала, — вру я, проклиная себя последними словами.
— Ну ладно, может показалось… Но если и так, его не трудно понять…
— Что он рассказал тебе? — спрашиваю я, поглаживая Матвея по груди, мне очень льстит этот разговор.
— Он сказал, что не видел девушки красивее тебя. А он видел, ох как много… Сказал, что у тебя полные сексуальные губы, аккуратный носик и большие глаза медово-карие…
— Ах-ах-ах, что так и сказал медово-карие? Ни за что не поверю! — смеюсь я.
— Нет. Он сказал цвета детской неожиданности, — смеётся Матвей. — Но я уловил, что это за оттенок…
— Вот же гад! Это конечно больше на него похоже.
— Да уж… Знаешь в детстве, когда мы крестили его, служительница церкви назвала его исчадием ада…
— Ах-ах-ах, вот это да!
— На вид эта женщина была сама добродетель и терпимость. Так что, — Матвей сделал многозначительную паузу.
— Ладно, я сама спросила… Могла бы предположить нечто подобное, — улыбаюсь я.
— Знаешь, мне и не нужно было это описание. Я уже и изучил твоё лицо вплоть до миллиметра…
— Как? Ты же никогда не притрагивался к нему, — удивлённо восклицаю я.
— Руками нет… А вот так, да… — он начинает покрывать поцелуями мои щеки, нос, глаза.
От его признаний и нежных прикосновений сердце моё трепещет, а между ног разгорается огонь. Ловлю губами его губы, и целую жадно и неистово. Закинув ногу на него, я придвигаюсь ближе к его члену, который уже готов к новому бою. Рукой направляю его в себя, и чувствую приятную наполненность, он движется нежно и мягко, не прерывая поцелуй.
— Можешь сделать это жёстче? — прошу я.
— Как скажешь…
Он опирается на руки, и нависает над тобой, прижимаю его бёдра руками, усиливая толчки. Порочные хлюпающие звуки наполняют комнату, я закрываю глаза и вдруг, оказываюсь на полу, у полоски света под дверью за которой кто-то неистово сношается. Сжимаю его бедра ещё сильнее, слышу жалобный скрип кровати или… это старый диван за той самой дверью. С губ срывается стон.
— "Аааааах…"
Кто это стонет? Я или девушка, что была за той дверью…. С ним.
Фантазия гадкая штука, так легко попасть в её сети. Тело моё между ног сладко жёсткого проникновения.
— Кончи в меня! — выдыхаю я.
— Можно? Ты уверена? — мягко спрашивает Матвей.
— Да, я так хочу! Пожалуйста!
— Ох милая!..
Его финальный толчок, кажется, рвёт меня пополам, дрожу от накрывшего оргазма. Тёплая жидкость вытекает из меня на простыни.
…
Утром я подвожу Матвея до больницы, и отпускаю с тяжёлым сердцем. Отдавая самое дорогое, что у меня есть на милость незнакомцев.
ГЛАВА 36. ЛЮБОВЬ И БОЛЬ
Без Матвея квартира кажется осиротевшей. Время невероятно замедляется, как у горизонта событий чёрной дыры. Вечер растягивается в бесконечность, ничто не помогает отвлечься, даже любимая уборка. Оскар весь день пролежал у двери, скуля, и нервно дёргаясь
