Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
непременно плачет. Потому старается о Гермогене в сокровенных местах думать, где не видит его никто.
Алексей далеко в тайгу забрался. Тропинки он различал, он их с детства помнил, с отцом часто по двое суток из лесных зарослей не выходили, только тут и дышится легко. Хвойный дух как благословение Господне, блаженство ниспосланное.
Грибы искали, белок и лисиц подкармливали. Отец, церковный дьяк, наставлял: «Лес нам не враг, если к нему с миром и любовью прийти. Что за резон на кроны зеленых кедров издали глядеть?»
Учил малолетнего сына не блуждать в лесу со страхом, а ориентировки запоминать. Тут сучок, там дупло раздвоенное, там неподалеку развилка, сторону верную различи. Лес тебя тоже запоминает, сынок. Он тебя заплутает, он заморочит, он тебя и к дому потом выведет. Медведи и волки своих не трогают. По запаху доброго человека чуют, по запаху различают злого. Божиих странников не тревожат. А разбойника на части разорвут.
– А ошибется медведь или волк, запах перепутает? Или с голодухи доброго человека растерзает?
– Ты о том и не мысли. Ты в доброе верь и для веры – добрые помыслы в себе выращивай, а все нечистое и дурное с корнем рви, прочь из души! Тогда никто тебе не страшен. И ты любому праведнику мил. Доброта и чистота помыслов – она от Бога, в ней сила Божия, что двери откроет, тучи разгонит и дикого зверя приручит. Все беды от слабостей, от соблазнов и мыслей неправедных.
Ты запомни пока, а подрастешь – поймешь. Да и понимать не надобно, отцу поверь. Ты у меня ладный уродился, явился в этот мир в хороший день. Бог тебе в помощь, Алеша. Не боись, сынок, демоны тебя стороной обойдут.
И теперь бродит Алексей по тем же таежным тропкам, с детства изученным, ношу свою на спине тащит, на гладкий черенок заостренной как следует лопаты, заступом задранной вверх, опирается и не может слезу удержать. Березе белой, что ли, плакаться? Рассказать, как в июле, по пути в Тобольск, сбросили человекоподобные упыри да ироды, оборотни, что русскими людьми прикинулись, – ведь не может такого быть, чтобы русский человек от веры своей отрекся! – сбросили они православного епископа Гермогена с парохода «Ока». Мешок с грудой камней к ногам его привязан.
И над телом его измывались. Бесы на волю вырвались и разгулялись по всея Руси.
Нет больше Гермогена, мудрого наставника, спасителя и защитника. После молебна того рождественского он укрытие мне отыскал, в монастыре спрятал. От рук мятежников я не пострадал. Кто теперь поможет мне, неразумному? – вопрошал священник белеющую березу, тонким бесконечным стволом уходящую ввысь.
И вдруг ему голос зазвучал Гермогенов – и не почудилось, голос разносился эхом, да и никого в том лесу, только Алексей стоит. Один.
Сказано было ясное, понятное для разумения: «На том месте, где стоишь, там и рой. И не печалься, друг мой верный, Господь тебя не оставит. Ибо молюсь я за тебя и за супругу твою, и за деток. Пусть страх оставит тебя, бояться тебе нечего. Убереги от злодеев сокровища, как тебе Царь наш батюшка повелел. Верность твоя в том. И преследователи дорогу к ним не найдут, и волос с головы твоей не упадет, и детки твои сохранны будут и невредимы, прости им прегрешения их.
С нами Господь. Аминь».
Да, прости им прегрешения их. Ибо не ведают, что творят. Лиза все со своим сенбернаром возится, ни до чего ей дела нет с тех пор, как Цесаревича увезли. Семен угрюм, Алексей ликом светел, да не в себе будто. Георгий в науки ушел, его и в доме нет. Сашка, старшенький, будь он неладен, не знаю уж, сколько камушков из заветного чемодана перетаскал, и таскал ли – не ведаю, но все о чем-то с матерью шепчутся.
Женка моя Лидия смотрит странно в последнее время, глаза прячет…
Не может простой человек такое испытание перенести. – Такое размышление у Алексея, а лопата все глубже в землю уходит, заступает он ногою, поддевает очередную стлань и комья глинистые в сторону отбрасывает, кучка растет. Нужно до сокровенных слоев дойти и там свое сокровище зарыть. Навеки. И чтобы никто и никогда. Сокровище сверкать должно тем, кто светел. Нынче некому сверкать и незачем. Схороню.
И вспоминал он все эти месяцы, когда зачастили к нему царевы посланники – а хороши они или пло́хи, кто разберет? Поручик Соловьев ему планы какие-то рассказывал, как явится, так и выходит, что нужно часть царского добра для подготовки мятежа отдать. И отдал немного, да тот пропал бесследно, и не слыхивать о том мятеже. Теперь с обыском каждый день нагрянуть грозятся. Раньше-то чемоданчик под кроватью стоял, тряпьем Лидкиным накрытый, а шпага в переборке стенной захоронена.
Кирпичников, писарь, и Чемодуров, камердинер царский, и учитель Жильяр – как знать, может, они надежные и Царю преданные, живота не щадя своего, но как знать, как знать… Понятная жизнь закончилась, собака без хозяина – бездомная и бесхозная, и веры ей нет, может и сама стащить, что плохо положено, и человека недоброго приветить.
Эх, Сашок, сынок ты мой непутевый, Сашка! Глаза туда-сюда бегают, а напрямую сказать не хочет. Но точно: тащит из чемоданчика и молчит о том. Единственный он у меня такой, и ведь выучил его лучше всех… да что там выучил, в такие времена, что пришли, – кому учеба надобна? Егоровым чемоданчик на сбережение отдал – те перепугались, обратно принесли. Да и верно. Так сохранней будет, – думал Алексей, сильней и сильней налегая на лопату. – Вернутся истинные владельцы, придет Богом помазанная власть, а дары-то целы! Ото всех уберег, никому не передал.
В Бога верую и Царю верю, никому более. Нынче и некому.
Поднял с земли, размахнулся как следует и бросил чемодан, обшитый белой льняной тряпицей, в глубокую свежую яму, туда же и шпага с ножнами из червонного золота полетела. Ух, загляденье! – стройно вонзился металл в землю. Вот и хорошо.
Вот и славно. Теперь летели обратно в яму комья земли, а перед глазами священника стоят другие глаза – чистые голубые очи Александры Федоровны, мученицы и страдалицы. Да как можно нежную голубицу, чувствительную тонкую женщину в таких условиях содержать? Она и передвигалась-то в кресле-каталке, животом нещадно мучилась, ноги ее не держали. А светла, аки ангел небесный.
Величавая матушка наша. И Цесаревич, смышленый малец да улыбчивый. И доченьки Царевы, лебедушки, прекрасней в жизни своей не видал.
Он подровнял землю, травки и сучьев сверху накидал,
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
