Жарких объятий смыкая круг,
Кинуться в малый остаток света,
В эту бездонную тишину.
В странное слово, обрывок фразы,
Мне не понятные. В пастораль.
В пламень безумия, боль экстаза,
Неимоверно пустую даль…
Это мгновение бесконечно.
Медью стекает во тьму закат,
Тайну вплавляя свою навечно
Новым звеном череды утрат.
ДОБРЫЙ ВОР
Ветер кошкой торопливо
Выскребает тишину
Из щелей моей квартиры
И уносит в темноту
Сквозь распахнутую гавань
Облупившихся фрамуг
Пыль забытых обещаний
И безмолвие разлук,
Мыслей вялых грязный ворох,
Шёпот высказанных дум,
Шорох старых разговоров,
Гнева тлеющего шум.
Прячет в ночь моё былое,
Всё, что может унести
Навсегда пережитое,
Чтобы душу отвести.
МОЛЧА
Меж нами
по-прежнему белые стены,
вой полуночной морской сирены,
годы и вены
вздутые гневом глупой измены,
и перемены
мест и слагаемых равноценных, и поезда,
верные спутники, скорые, литерные, неустроенные
в разные стороны и в никуда
унося прошлый уют поцелуев,
звонков, разговоров,
долгих, безудержно ласковых
горестных споров,
и горы немытой посуды на утро.
Что-то ещё?
Крытые перламутром небес золотые узоры,
мурашки на коже,
твой запах шанели и ссоры,
и целую жизнь.
О, боже! Быть может
нам не к лицу уже больше
прощания и возвращения,
нас не удержит сомнение. Правильнее
было бы разом в лицо бросить слова
оскорбления.
Но мы не решаемся.
Жалостью скованы,
и нелюбовью.
к прошлому и потерям. И да,
мы расстаёмся.
Уехав в разные стороны и города.
Молча и навсегда.
БАРСЕЛОНА
И снова каталонский буйный норов
Рисует восхищенье стройных форм,
Изящество готических соборов,
И пылкого модерна белый шторм.
Иберия — родная мать искусства,
Заботливо бросая на ладонь
Жемчужину пленительного чувства,
Возносит к небесам святой огонь.
«О, женщины, вам имя вероломство!»
Наверное, причуда этих слов
Не знала б столь значительного сходства,
Не будь на свете города ветров.
Sagrada ли дарует бездну вкуса,
La Rambla развлекает тишиной,
Но дышит изумительным безумством,
Услада грёз и символ неземной.
В душе её звучит строптивый танец,
Вгоняя дрожь в изгибы древних вен,
Что Гауди, проказник-самозванец,
Назвал «стаккато вечных перемен».
В далёких уголках морских просторов
Колумб не мог отчизну позабыть.
Тот берег, где стоит волшебный город,
Который невозможно не любить.
Поныне лик прекрасен Барселоны:
Под звёзды устремляет купола,
Хранит покой для тысяч посвящённых,
И страстью гордо бьёт в колокола.
ПЕТЕРБУРГ
Немногих мест земли коснулась божья воля,
Не всем подарен сон диковинных чудес,
Но в городе Петра у северного моря
Вальсирует судьба под музыку небес.
Элегия живёт меж нитями каналов,
Как шёпот нежных струн в излучине Невы,
Ладонями домов и ликами кварталов
Под куполом седым балтийской синевы.
Печальный перебор сорвётся с уст гитары,
Да негой поспешит в узоры островов,
И каждый звук дугою вытянут усталой,
Мостами застегнёт изгибы берегов.
Тут плавный голос тих в невидимом порыве,
Там ярче и сильней и дыбится углом,
Цепей суровый стон, как рокотом в надрыве,
Ложится над рекой в хрустальный перезвон.
На Аничкове страсть, как вздыбленное время,
Слепые путы рвет натруженной спиной,
Но ей не суждено попасть ногою в стремя,
Под шорохи дождя и топот вековой.
Сквозь плавный поворот фасадов тонких улиц,
Струится вдоль реки расплавленный гранит,
И хором птичьих нот проспекты улыбнулись,
И город золотой мелодией звучит.
Немногих мест земли коснулась божья воля,
Но может быть господь, шутник и балагур,
Гуляя на ветрах у северного моря,
Дал голосу судьбы названье — Петербург.
НУ, ГДЕ ЕЩЁ!.
Столиц полно шикарных в Старом Свете,
Больших, не очень, летом и зимой,
Но где ещё девчонку можно встретить
В носочках беленьких да с жёлтой полосой!
А тихие уютные кафешки!
Пирожных глазурованный запас,
И чтоб прогулки томные без спешки,
И старый Bridge, и очень даже Charles,
На сонной Влтаве ночью у причала,
Корабликов кружил пчелиный рой,
И чтобы жизнь, как лодочка качала,
И был со всеми свой, а не чужой.
Уж повидал места, вы мне поверьте,
Но тут несутся мысли вразнобой,
И не забуду аж до самой смерти
Носочки девушки с зелёной полосой.
И снова здесь, и чудно бесшабашен,
Где людный мост, натянутый в струну,
Красуется меж древне-чёрных башен,
Сцепляя Старую и Малую страну.
Молчит собор готическим фасадом,
С восторженным барокко за стеной.
Играет нам загадку маскарада
Над Староместскою причудливый Орлой.
Ну, где ещё такой возможен вечер.
Да только в Праге — это ж, боже мой!
Так, чтобы девушка веселая навстречу
В носочках беленьких да с красной полосой!
Кругом трдельки, сладкие оплатки,
Лицом суровый Вацлав на коне,
И в соусе печёные лопатки,
И бравый Швейк в потёртом сюртуке.
У пива вкус медового отвара,
С порога встретят нежно: «Дбрый дэнь!»
Заря встаёт под ласковое: «Рано!»
И повернуться на бок даже лень.
Святого
