Беллэсиса, с которым я дрался три раза. У Гарри слово не расходится с делом. Свет на закате — самое оно, хотя здесь у вас сумерки опускаются слишком рано. Могу ли я указать вашему превосходительству, что ваш riposte скорее блистателен, чем безопасен? А ваш parade, майор Кэррингтон, немного старомоден. Я мог бы преподать вам новейший французский стиль фехтования за пять минут.
— Я признателен вам за ваше предложение, сэр, — сухо сказал главный землемер. — Но меня вполне устраивает и мой собственный стиль.
— Сэр Чарльз Кэрью сделает мне честь быть моим секундантом? — осведомился губернатор. Дворянин, к которому был обращен сей вопрос, поклонился и ответствовал:
— Это вы делаете мне честь, сэр.
— Капитан Лэрамор? — спросил главный землемер.
— Я к вашим услугам, майор, — вскричал капитан, смуглый молодец задиристого вида с большими золотыми кольцами в ушах и пером на шляпе длиною в ярд.
— Будет ли капитан Лэрамор драться со мной? — осведомился сэр Чарльз. — Мне несколько раз выпадала честь изменить ту дату, когда джентльмены его профессии намеревались выйти в море.
— Даже столь искусному фехтовальщику, каким почитают сэра Чарльза Кэрью, может быть преподан урок, — сказал удалой капитан.
— Какой именно?
— А вот какой — гордый покичился, да во прах свалился. И это случится сегодня.
Сэр Чарльз вежливо улыбнулся.
— Корабль, стоящий на якоре неподалеку от вон той косы — это ваш, не так ли? Не хотите ли посмотреть на него в последний раз? Или оставить указания вашему лейтенанту и преемнику? Вы еще успеете доскакать до мыса и обратно.
— Буду ли я иметь честь скрестить шпаги с вами, полковник Верни? — спросил мастер Пейтон.
— Ну, нет, сэр! — воскликнул раздосадованный полковник. — Я умываю руки и не стану участвовать в этой дурацкой дуэли. Уильям Беркли, я никогда не стеснялся сказать тебе в лицо, что я думаю, когда считал, что ты не прав. Ну, так вот, сейчас ты не прав. А ты, Чарльз, — нахал! И право же, мне хочется пожелать, чтобы капитан в самом деле преподал тебе урок.
— Благодарю вас, сэр, — ответствовал сэр Чарльз, растягивая слова. — Похоже, мастер Пейтон безутешен. Черт побери, негоже оставлять его за бортом. Если он согласен подождать, я буду счастлив услужить ему после того, как разделаюсь с капитаном.
— Ну, нет! — вскричал его родич. — Мастер Пейтон, уберите руку со шпаги! Среди этой баталии должно остаться хотя бы два здравомыслящих человека. Господа, полагаю, вы согласны, что это дело следует держать в секрете? А посему лучше нам всем будет поехать в Верни-Мэнор и выяснить отношения в том месте, о котором говорит Чарльз. По крайней мере, оно уединенно.
— Это прелестное местечко, — заметил сэр Чарльз.
— Хорошо, — изрек губернатор. — А теперь, когда этот пустяк улажен, до заката я, сэр, остаюсь просто-напросто вашим благодарным гостем и покорным слугой. — И он поклонился главному землемеру.
Кэррингтон отвесил ответный поклон.
— Что ж, выпьем за то, чтобы сегодня вечером мы познакомились получше. Помпей, принеси херес и aqua vitae[79]. И Помпей, принеси мяты.
Хозяин и гости принялись пить, затем закурили трубки. Губернатор, вспышки ярости которого бывали неистовы, но скоротечны, быстро пришел в отличное расположение духа. И собравшиеся в пятидесятый раз с чинным видом слушали его рассказы о дворе Якова Первого, об амурных делах Бэкингема, о красоте Генриетты Марии[80], о его поездке в Париж и беседе с кардиналом Ришелье, о его дуэли с капитаном мушкетеров, о том, как он поцеловал руку королевы Анны Австрийской. Старый придворный долго предавался воспоминаниям, затем, когда он замолк, чтобы перевести дух, заговорил сэр Чарльз и развернул перед ослепленными глазами своих слушателей великолепную фантасмагорию. Он рассказывал о короле, о его брате — герцоге Йоркском, о Седли и Бэкингеме, о Стюарте, графине Каслмейн и Нелл Гвинн[81], о Драйдене, Уоллере и Лели, о Королевском театре, о придворных дамах королевы, о шайке бесчинствующих молодых аристократов Титири-Туз, о променадах у Сент-Пола[82], о русском после, об астрологах, о театральных торговках апельсинами, о балах, маскарадах, пышных процессиях, о дуэлях, о королевских охотах, о дворе Людовика Четырнадцатого, о сестре короля Генриетте, ныне герцогине Орлеанской, об Олимпии ди Манчини[83].
Губернатор слушал эти рассказы с раздувающимися ноздрями и сверкающими глазами, недовольное лицо полковника Верни разгладилось, капитан Лэрамор, сидящий вытянув ноги, окутанный табачным дымом, раскатисто смеялся и сыпал проклятиями. Даже мастер Пейтон после тщетных попыток сосредоточиться на сочинении сонета "в честь брови милой"[84] поддался очарованию и, приоткрыв губы, жадно внимал историям о придворных чудесах. Один только главный землемер слушал, хотя и учтиво, но с натянутой улыбкою и, лишь с трудом заставлял свое внимание не блуждать.
Когда сэр Чарльз углубился в описание свадьбы шевалье де Грамона, его, безбожно перевирая английские слова, перебил вошедший в комнату негр.
— Лошади откормлены и ждать, масса.
Губернатор вскочил.
— Черт возьми, когда пьешь хороший херес и слушаешь хорошие истории, можно позабыть обо всем остальном! Полковник Верни, я желаю, чтобы вы как наместник этого графства поехали вместе со мною в деревню чикахомини, где я пообещал аудиенцию полукоролю этого племени. Чума на всех этих неразумных дикарей! Почему они не могут уступить мирно? Если колонии и бывает необходимо забрать их земли, то у них же еще остается уйма угодий. Право же, они могли бы просто отступить к Южному морю. Сэр Чарльз, мне жаль прерывать ваш рассказ, но нам придется оставить дела двора и воротиться в наш дикий край. Господа, поедете ли вы сейчас с Верни и мною, или же мы расстанемся, дабы встретиться на закате в его саду?
— Будет лучше, если мы отправимся с вашим превосходительством, — степенно ответствовал Кэррингтон. — Мне не по душе эти чикахомини, у которых, когда они мало говорят, всегда на уме какие-то каверзы. А у этих бродячих рикахекриан, их гостей, странный и свирепый вид. Так что будет лучше показать им нашу силу.
— Эти бродяги с Голубых гор слишком загостились, — сказал губернатор. — И я велю им отправиться восвояси. Что ж, господа, коль скоро вы будете нас сопровождать — по коням!
Глава XX
В КОТОРОЙ ВЫКУРИВАЕТСЯ ТРУБКА МИРА
Полдень уже миновал, когда небольшой отряд, проезжая по все расширяющимся прогалинам в лесу, увидел блестящую гладь большой реки и расположенную на ее берегу индейскую деревню из пяти десятков вигвамов, вокруг которой виднелись поля кукурузы и табака, рощи шелковицы и заросли дикого винограда. Зычный хохот Лэрамора и звуки
