Он снова задрожал:
— У меня оставалась лишь одна, последняя, порция изначального порошка. И я только что её принял. Вот что я имел в виду, когда сказал, что вскоре Джекил навсегда прекратит своё существование. Даже сейчас мне кажется, что я слышу жуткий смех Хайда, эхом отдающийся в моём черепе. Его триумф будет концом для нас обоих.
И пока он говорил, я вообразил, будто уже различаю в чертах Джекила признаки той ужасающей бледности, что мы наблюдали накануне его перевоплощения во время нашего прошлого визита. Я поднялся, решив уйти, прежде чем произойдёт новая трансформация.
Холмс, однако, не пошевелился, всё так же продолжая стоять перед камином. Он изучал нашего хозяина с холодным, чисто академическим интересом, словно находился в лаборатории.
— Осталось объяснить ещё одну загадку, — произнёс он. — Два месяца назад Хайд вдруг объявился средь бела дня возле дома Лэньона. Мне доподлинно известно, что он покидал дом как Джекил. Почему вы пошли на такой риск?
Учёный кивнул:
— Так это вы преследовали Хайда в тот день! Он так и подозревал, хотя едва ли вас узнал. — Доктор устало пожал плечами. — То было безумие отчаяния. Меня вдруг захватила идея, что при содействии выдающегося Лэньона мне всё-таки удастся как-нибудь воссоздать изначальный порошок. Перевоплощение в пути привело меня — или, скорее, Хайда — в чувство, и безумная надежда была оставлена. Повторное появление убийцы на пороге дома Лэньона могло закончиться вызовом полиции. Хайд велел кучеру вернуться к дому Джекила — точнее, остановиться за углом, где он мог войти, не попавшись на глаза слугам. Однако решение было принято слишком поздно, к тому времени Хайда уже опознали. — Он помолчал, а затем с интересом взглянул на моего товарища. — Что же привело вас сюда в этот роковой день? Возможно ли, что за столь короткое время вы смогли прийти к той же истине, к которой я шёл всю жизнь?
Холмс махнул рукой:
— Просто охотничий инстинкт, а может, интуиция. Что-то из прочитанного ранее днём вдруг вспомнилось, когда я играл на скрипке. Это и ещё кое-что, что я увидел, не разглядев поначалу последнего акта отчаяния.
Последовала тишина, не менее долгая и тягостная, чем гнетущая траурная атмосфера, которая воцаряется после ухода последнего посетителя в комнате, где выставлен для прощания гроб с покойником. Где-то в отдалении размеренными и бесстрастными ударами часы отсчитывали оставшиеся мгновения Генри Джекила.
Нечто сродни сочувствию мелькнуло в обычно холодных глазах сыщика.
— Ну и каковы же теперь ваши планы?
— На рабочем столе у меня стоит склянка с кураре. Джекилу не хватает мужества принять яд, а у Хайда нет желания это делать. Молю, чтобы он воспользовался верёвкой, которая, несомненно, и суждена ему, если его схватят. Другой возможности скрыться для нас просто нет.
Холмс неодобрительно покачал головой:
— Хайд никогда не совершит самоубийство. Его мерзкое себялюбие потребует найти способ избежать виселицы.
— Тогда остаётся только одно.
Под нашими взорами Джекил с усилием поднялся из кресла и взял кочергу, стоявшую возле камина. Поигрывая ею, он уставился на сыщика.
— Что вы делаете? — спросил Холмс, нащупывая в кармане револьвер.
— То, что должен делать человек, не имеющий желания жить и смелости умереть, — ответил доктор, неуклюже надвигаясь на него.
— Не дурите, Джекил! — Мой товарищ отступил на шаг и достал револьвер.
Я поднял с пола свой.
— Берегитесь, Холмс! — закричал я. — Он сошёл с ума!
Джекил издал тихий и безрадостный смешок, убедивший меня, что его разум и вправду повредился, не выдержав ужасной личной трагедии.
— Нет, доктор, — произнёс он, не останавливаясь и не отрывая глаз от намеченной жертвы. — Я действительно считаю, что впервые за многие, многие месяцы мыслю ясно.
Холмс упёрся спиной в дверь: ему больше некуда было отступать. Джекил занёс кочергу над головой и изготовился к удару. А тем временем его мощное тело, словно восковая фигурка, поставленная слишком близко к открытому очагу, начало как бы съёживаться, пока не стало напоминать дряблые формы Хайда. Холмс в упор выстрелил ему в грудь — раз, другой.
Какое-то время — мне показалось, что прошла целая вечность, — его противник стоял, словно парализованный, занеся, но не опуская для смертельного удара металлический прут. Я сжимал револьвер, твёрдо вознамерившись стрелять. Затем Джекил — вернее, уже Хайд — покачнулся и начал оседать, выпустив кочергу, которая со звоном упала на пол. В следующий миг он растянулся поверх неё. Потом дёрнулся и затих.
Я бросился к нему и поискал пульс. Через миг я поднял глаза на своего друга, который всё так же стоял, прислонившись к двери, с дымящимся в руке оружием, и мрачно покачал головой.
— Да смилостивится Господь над его душой, — пробормотал Холмс.
Раздался неистовый стук в дверь.
— Джекил! — Это был голос Аттерсона, звенящий от тревоги. Загремела дверная ручка. — Чёрт возьми, Джекил, если вы в порядке, ответьте! Пул, выламывай дверь!
Дверь содрогнулась в косяке, как от сильного удара плечом. Это в буквальном смысле подтолкнуло Холмса к действиям.
— Уотсон, сюда! — рявкнул он. — Живо! Держите дверь!
Подняв револьвер, я подчинился. Лишь только я упёрся плечом в дверь, как Холмс бросился к рабочему столу Джекила. Тот был завален бумагами, испещрёнными убористыми заметками и химическими символами. Мой друг быстро просмотрел их, затем сгрёб и свалил в железный таз поблизости. Потом схватил бутылку с этикеткой «Спирт», открыл её, понюхал, чтобы убедиться в содержимом, и перевернул над бумагами, тщательно поливая их жидкостью.
— Скорее, Холмс! — взмолился я.
С той стороны к Аттерсону и Пулу присоединился ещё кто-то, и противостояние совместным усилиям этой троицы истощало как мои силы, так и крепость замка.
Знаменитый сыщик отступил назад, чиркнул спичкой и бросил её в таз. Бумаги немедленно вспыхнули мощным пламенем, взметнувшимся едва ли не до потолка.
— И вместе с заметками Джекила исчезают и шансы, что кто-нибудь однажды повторит его дьявольские эксперименты, — произнёс Холмс, наблюдая за огнём, поглощающим надежды и мечты этого заблудшего горемыки, Генри Джекила. — Можете теперь отойти от двери, Уотсон.
Его последние слова едва не потонули в грохоте от удара топора, расколовшего тяжёлую дверь.
XX. Совет мистеру Стивенсону
Однажды, это было уже в конце весны, проведя утро за игрой в бильярд в своём клубе, я вернулся на Бейкер-стрит и обнаружил Шерлока Холмса оживлённо беседующим с каким-то человеком, черты которого мне не удалось разглядеть, поскольку он сидел спиной к двери. Я извинился и развернулся было, чтобы не мешать им, но Холмс окликнул меня и взмахом руки позвал обратно.
