– Возражения? – Кош Невмертич резко повернулся ко мне.
– Конечно, возражения! Вы у меня спросили – хочу ли я драться?!
Быков кашлянул в кулак и попятился, будто показывая, что не желает вмешиваться в наше противостояние. А я чувствовала, что воздух вокруг наэлектризовался, как будто я оказалась в эпицентре грозы с петерситом в кулаке.
Несколько секунд ректор смотрел так, будто жалел, что меня не придушили накануне.
– На пару минут, – сказал он, схватил меня за плечо – словно когтями, и потащил в сторону.
Быков отвернулся, изучая циферблат наручных часов.
– Слушай внимательно, – ректор наклонился, приблизив своё лицо к моему лицу, и заговорил тихо, почти нашептывая. – Ты должна взять у него всё, что он знает. Всё, до последней капли. Выжми его, как лимон. Это важно. Ты говорила, что веришь мне.
В этом и в самом деле было что-то магическое – когда он начинал говорить со мной на «ты», да ещё вот так страстно – горя глазами, хватаясь за моё плечо… Я кивнула, готовая в этот момент ради него не то что ближним боем заняться, а лично отпинать Халка и всю его компанию.
– Вот и поладили, – Кош Невмертич словно нехотя отпустил меня и выпрямился. – Никаких жалоб, никаких прогулов. И устраните хвосты, Краснова. Стыдно. Вы – Жар-птица, всё-таки.
Ну вот. Сначала обнадежил, а потом носиком в грязь. Я смотрела в спину ректору и теперь готова была отпинать именно его.
– Спокойно, Краснова, – прогудел Быков, становясь рядом со мной. – Магия ближнего боя – это жуть как интересно. Ну и полезно, само собой. Ведь никогда не знаешь, когда на тебя полезет какая-нибудь горилла, у которой девяносто процентов волшебной силы.
– Я хочу танцевать, а не драться.
– Танцы тебя не спасут, – Быков дружески похлопал меня по плечу, отчего у меня подкосились коленки. – В мире волшебников всё жестко. Или ты другого, или другой тебя. Пока учишься в «Иве», тебя никто не тронет, но если не научишься себя защищать, то пропадешь еще на стажировке.
– При чем тут стажировка? – встрепенулась я.
Елена проходит стажировку… И от неё – ни полсловечка…
– Какие стажировки проходят выпускники? – я пыталась поймать взгляд Быкова, но он старательно отворачивался. – Это… это опасно?
– Сболтнул я, – сказал Быков огорченно. – Студентам ни о чем таком знать не полагается.
– Что же там за стажировка такая? – произнесла я сквозь зубы, понимая, что начинаю ненавидеть «Иву» за подобные тайны. – Надо дракону пломбы поставить?
– Вот что, – решительно заявил Быков, – ты не грузись этим. Решай проблемы по мере поступления. Тебе сказали превратиться в терми… э-э… изучать ближний бой – давай изучать. В субботу придёшь, наметим программу и всё такое. А пока – дуй куда-нибудь отдохнуть. Хоть в столовку, погрызи там вкусного. Начнем тренировки – тебе сил много понадобиться. Это я обещаю, – и он постучал себя ладонью по груди, гулко как будто по бочке.
Суббота стала для меня тем ещё испытанием. Я еле-еле успела сдать все хвосты, которые нахватала за неделю, как прилетела Козлова и утащила меня на репетицию. Мне повезло, что сегодня репетировали только музыканты – я с отвращением продудела свою партию на авлосе, почти не сфальшивив, и была милостиво отпущена. Царёв хотел увязаться следом, но я опередила его, и пока он возился с гуслями – удрала потайными тропами «Ивы», успев тютелька в тютельку на индивидуальное занятие к Быкову.
Быков обещал «наметить программу» – и это оказалось длиннющим списком того, что мне предстояло изучить. Двумя приёмами я, вроде как, уже успела овладеть – это было подавляющее заклятье Луиши Менезиш и удар в мозжечок, который назывался по дурацки – приём Базема.
– Первым официально его применил голландский маг Карл Базем, – пояснил Быков, – но мы называем этот приём просто – дать леща.
Он даже похохотал, но я не нашла ничего смешного в названии.
Мы просидели почти до отбоя, и я обреченно слушала рассуждения Быкова, как хорошо уметь себя защищать – и как это нужно особенно жар-птице.
– Сегодня я тебя валять не буду, так и быть, – щедро пообещал он, – но со следующего занятия – не обессудь. Всё будет серьезно и по жесткому. Ректор сказал – Быков сделал. Так что в понедельник будь готова!
Он снова похлопал меня по плечу, едва не свалив с ног, и отпустил, посоветовав не задерживаться в коридоре после отбоя.
Я и сама не собиралась задерживаться, потому что хотелось запереться у себя и никого не видеть хотя бы до утра воскресенья, но ноги сами понесли меня в корпус общежития не кратчайшей дорогой, а мимо кабинета ректора.
Клянусь, я не собиралась с ним разговаривать и подслушивать не собиралась, но дверь кабинета была чуть-чуть приоткрыта, и я всего лишь чуть-чуть подтолкнула её одним пальцем, делая щелку пошире…
– …сам понимаешь, что эти обвинения голословны, – услышала я знакомый весёлый голос, а потом увидела и его хозяйку – яркую черноволосую женщину, Марину Морелли. – Хочешь опять выставить себя на посмешище, Кошик? Ты подал жалобу, что я, якобы, пыталась поджечь твой институт, пыталась даже убить твоих учеников – и что? Моя причастность не подтвердилась, а вот своей репутации ты здорово подгадил. Но я готова все забыть.
– Боюсь, в отличие от тебя, у меня очень хорошая память, – спокойно ответил Кош Невмертич.
– Брось, Кошик, – засмеялась Морелли. – Хватит уже ревновать меня к Костику. Было между нами когда-то что-то, но это было, да быльем поросло.
Меня словно прижгло огнем – то же самое ректор говорил мне. И… какой Костик? Баюнов? Тот самый, чья фотография хранится у Барбары?..
Я насторожилась и приготовилась слушать дальше, но тут Морелли резко обернулась и заметила меня. Алые губы растянулись в улыбке, и я немедленно вспомнила Вольпину с её «подруженьками».
– А вот и Василиса, – сказала Морелли приветливо.
Шагов я не услышала, но дверь распахнулась сразу же. Похоже, ректор стоял у порога.
– Краснова, – сказал он безо всякого выражения. – Почему-то я не удивлен. Здравствуйте.
– Угу, здравствуйте, – кивнула я.
– А мы как раз говорили о том, – с энтузиазмом продолжала Морелли, – что можно провести объединенный новогодний бал – пусть студенты «Ивы» и «ПриМы» пообщаются в неформальной обстановке. Новый год, праздник, музыка, романтика… То, что нужно молодежи.
«Допустим, совсем не об этом вы говорили», – подумала я, но ничего не сказала.
– Идите к себе, Краснова, – сказал Кош Невмертич. – Отбой будет через пять минут. А я провожу госпожу Морелли. Она слишком задержалась.
– Не утруждай себя, – почти пропела Марина, ничуть не обидевшись на его нелюбезный тон, – может, Василиса, вы проводите меня до выхода? Поболтаем немного по дороге?
Она смотрела так приветливо, так открыто, что невозможно было поверить, что эта женщина наложила на меня заклятие невезения и ещё подсунула в мою комнату заговорённую куколку, чтобы опять устроить пожар. Опять – потому что я была уверена, что пожар в лаборатории тоже был заслугой Марины Морелли.
