Обратимся вновь к родословной Марии – в том варианте, где ее отцом считается южнорусский полководец Шварн. В Переяславле Южном, в окрестностях которого половцы разгромили в 1167 г. дружину Шварна и полонили его самого, княжил в то время Глеб Юрьевич. Следовательно, его воеводой и был Шварн. Именно Переяславль Южный, отчинный город Мономашичей, стал, вероятно, местом встречи Всеволода и Марии. Чем же тогда объясняется ее прозвище «ясыня»? Тем, что отец Марии был по происхождению ясом – аланским алдаром, который по неизвестным нам причинам поступил на службу к русскому князю, утратив тем самым право на собственный княжеский титул.
В ту пору называться князьями в русских землях могли только Рюриковичи. Представитель другой династии, выведенный на Русь по принуждению или пришедший добровольно, мог дослужиться в княжеской дружине до боярина, самое большее до воеводы. Тем не менее, память о его родословной сохранялась в преданиях, и если мелкий удельный или служилый князь получал себе в жены боярышню, то непременно из рода знатного и старинного, основателем которого почитался либо местный славянский вождь, либо скандинавский ярл, либо аланский алдар.
Сколь бы соблазнительной ни казалась версия о прямых контактах юного Всеволода с владетелями северокавказских земель, более убедительным представляется мнение, что невесту-аланку он встретил в своем отечестве: «Шварновны, жены русских князей, скорее всего, выросли на Руси и с детства принадлежали к княжескому окружению. Всеволод Большое Гнездо и Ярослав Владимирович, в юности занимавшие не слишком значительное положение в княжеской иерархии, сделались свояками, взяв в жены двух из этих сестер. Что же касается третьей сестры-“ясыни”, то она выходила замуж уже будучи свойственницей могущественного владимиро-суздальского князя»[384].
Одна из наиболее основательных на сегодняшний день биографий Марии Всеволожей принадлежит Л. Е. Морозовой[385]. Автор исследования связывает происхождение Марии Шварновны с известным из летописей событием – походом русских князей в 1116 г. «на Донъ» (как полагают историки, Северный Донец) и взятием трех «половецких», то есть контролировавшихся половцами городов, основанных и населенных ясами. Лаврентьевская летопись сообщает, что Ярополк, сын Владимира Мономаха, из этого похода «приведе с собою Ясы, и жену полони собѣ Ясыню…»[386]. Ипатьевская летопись дополняет это лаконичное известие важными подробностями: «Ярополк приведе собѣ жену красну велми, Ясьскаго князя дщерь полонивъ»[387]. Под 1145 г., уже после смерти Ярополка Владимировича, Ипатьевская летопись называет имя его вдовы: «Олена Яска»[388]. Вот ее-то родственницей и считает Марию Шварновну Л. Е. Морозова. Что ж, если предположить, что вместе с аланской красавицей был пленен ее малолетний брат-княжич, и звали его Сварн (или, на русский манер, Шварн), то вроде бы все сходится. В 1154 или 1155 г., когда, предположительно, родилась Мария, Шварну могло быть немногим более сорока, а в 1167 г., когда он в последний раз упомянут в летописи как предводитель дружины, – около 55 лет: возраст для воеводы не запредельный. Но есть одна нестыковка – географическая. Область, из которой привел себе жену Ярополк, находилась отнюдь не в Зихии – «Кубанской Чехии». А значит, летописное титулование отца Марии «князем Чешским» лишается найденного с таким трудом объяснения.
Думается, появление Шварна в Южной Руси увязывать с военной кампанией 1116 г. совсем не обязательно. Вытесняемые половцами с обжитых территорий, изгоняемые сородичами в ходе междоусобиц, некоторые знатные аланы могли переселяться в южнорусские земли и позже, но их исходы на Русь, будучи уже обыденным делом, не фиксировались летописцами.
Женитьбу Всеволода следует отнести к началу 1170-х гг. В ту пору юноши вступали в брак обычно по достижении 16–18 лет. В конце 1170 г. младшему Юрьевичу исполнилось как раз 16. А в 1173 г. он занял, пусть ненадолго, пусть в качестве наместника-соправителя, киевский стол, что было бы маловероятно для неженатого человека. Первое прямое упоминание о супруге Всеволода содержит Ипатьевская летопись: описывая события 1175 г., она сообщает о том, что сын черниговского князя Святослава Олег сопроводил жен Михалка и Всеволода до Москвы[389]. О княжеских детях в этом известии ничего не сказано. Впервые о детях Всеволода упоминает Лаврентьевская летопись: простившись с умершим 20 июня 1176 г. Михалком Юрьевичем, владимирцы «цѣловаша крестъ ко Всеволоду князю брату Михалкову и на дѣтехъ его»[390]. По подсчетам Л. Е. Морозовой, первый ребенок Всеволода и Марии, дочь Всеслава могла родиться в 1173 г., второй – дочь Елена – в 1175-м[391]. Сопоставление фактических и расчетных данных позволяет предположить, что бракосочетание Всеволода Юрьевича и Марии Шварновны пришлось на 1172 г.
Имелись ли в приданом невесты Всеволода наследственные реликвии с изображением барса, исконного обитателя Кавказа? Об этом можно только гадать. Но весьма вероятным представляется то, что фигура барса входила в состав символики средневековой Алании.
Сакральный символ Юга и Востока
Если от полуистлевшей цепи остались первые и последние звенья и они одинаковы, то логично предположить, что из таких же звеньев состояла вся цепь. Прообразом сегодняшнего герба Северной Осетии, прямой наследницы средневековой Алании, послужило знамя князей Мачабели, вассалов грузинских царей Картли. Хотя само знамя, относившееся к XVII–XVIII вв., не сохранилось, факт его существования удостоверен рисунком грузинского ученого Вахушти Багратиони, датированным 1735 г. На его рукописной «Карте Иберийского царства или всей Грузии» среди других геральдических символов изображено в прямоугольной рамке и это знамя. На красном полотнище – барс на фоне голубых гор. Под рисунком – подпись на грузинском: «Овсэтиса», то есть «(Герб/знамя) Осетии»[392].
Каковы же начальные звенья нашей цепи? Это и многочисленные изображения кошачьих, преимущественно барсов, которые помещали на металлические изделия древние индоиранцы, в том числе близкородственные аланам саки. Это и встречающиеся в кавказских сказаниях персонажи, принимающие облик барса, и нередкие в литературных произведениях индоевропейских народов герои в леопардовых шкурах – например, «палангипаруш» (одетый в барсовую шкуру) Рустам из эпоса «Шахнаме» Фирдоуси и Тариэл из не менее знаменитой поэмы Шота Руставели (ее русское название «Витязь в тигровой шкуре» – вольное переложение грузинского «Вэпхис ткаосани», что в более точном переводе значит «Носящий барсовую шкуру»). Ряд исследователей считает, что прототипом Тариэла стал аланский царевич Сослан-Давид Царазон, второй муж грузинской царицы Тамары Багратиони, чьей матерью была аланка. (Первым мужем Тамары был сын Андрея Боголюбского Юрий.) Ношение шкуры леопарда средневековым витязем – не прихоть моды, но знак принадлежности к древнему клану, считавшему своим первопредком этого царственного зверя. (Та же подоплека – в любви русской знати к медвежьим шубам и символам.)
