в области PR, я предложил ей попробовать свои силы в филантропии. Но уже не добровольцем, а административным работником. Она организовала некоммерческую организацию Israeli Center For Better Childhood, которая помогала обеспечивать лекарствами детей, больных раком. Потом деятельность организации расширилась — к ней присоединился выходец из Греции филантроп Саби Майонис, и они стали помогать репатриантам из Эфиопии, а также предоставлять стипендии для обучения в израильских университетах талантливым ребятам из провинции (сейчас эта программа называется «ХаБогрим» — «Выпускники»),
Ирина на своем опыте познакомилась с израильской бюрократией и израильским законодательством. Не говоря уж о том, что за два года она выучила иврит настолько хорошо, что могла общаться с чиновниками!
Когда я убедился, что это дело Ирине близко и она его успешно осваивает, я попросил Аллу Леви постепенно вовлекать ее и в дела фонда «НАДАВ». Со временем Ирина стала директором фонда и сама инициировала несколько проектов. При этом она все больше времени посвящала музею. Она прошла долгий путь от представителя фонда до наблюдателя в совете директоров, затем заместителя председателя совета директоров и, наконец, председателя правления АНУ (ивр. Мы) — Музея еврейского народа — так стал называться бывший Дом диаспор.
Должен подчеркнуть, что подобное сотрудничество между представителем семейного фонда и государственного музея означало прежде всего огромную ответственность. Фактически моя дочь взяла на себя все риски, связанные с переустройством музея. Конечно, в случае успеха ей и другим работникам музея достанутся все лавры, а в случае провала? Возьмем прозаический вопрос: стоимость новой экспозиции. Вначале нам говорили, что она обойдется в пятьдесят миллионов долларов, но в результате потребовалось сто. И половину этой суммы собрала Ирина, встречаясь с еврейскими филантропами по всему миру. А что касается второй части, то тридцать миллионов за эти годы внес фонд «НАДАВ», а двадцать — правительство Израиля.
Были и непростые переговоры с официальными лицами Израиля, которые ей пришлось вести на протяжении всех этих лет, ведь музей — государственный. Конечно, Ирине помогала моя приверженность долгосрочным обязательствам фонда, но без ее увлеченности, самоотверженности и трудолюбия, а также без поддержки всего коллектива музея перестройка постоянной экспозиции могла затянуться на долгие годы.
Я горжусь своей дочерью, с которой мы выступили как партнеры и единомышленники. Музей еврейского народа — символ нашего партнерства и сотрудничества. Для нас это — зримый результат наших диалогов о еврейском народе, которые мы вели на протяжении многих лет.
При этом я считаю, что новая концепция, определяющая роли Израиля и еврейской диаспоры, связь между различными общинами и отношения индивидуума со своим народом, нужна не только нашему музею, но и всему Израилю. Наши сотрудники постоянно проводят на эти темы беседы с посетителями — школьниками, туристами, солдатами, преподавателями. Но было бы совсем неплохо, если бы хоть несколько раз в год во всех школах проходили занятия, посвященные не только Холокосту, но и еврейской солидарности…
Реформированная экспозиция в Музее еврейского народа, чего мы все так долго ждали, открылась 21 февраля 2021 года. К сожалению, из-за коронавируса пришлось проводить мероприятие виртуально. Перед открытием я провел несколько дней в залах и убедился, что это не просто современный центр, оснащенный по последнему слову техники, но именно музей, отражающий новую концепцию единения еврейского народа.
В мире существует множество еврейских музеев, сосредоточенных, как правило, на истории местных общин. Мы же представляем еврейский народ как некое единое целое, как народ живой, творческий и развивающийся. Именно поэтому экспозиция начинается не с камней разрушенного храма, а с больших портретов современных еврейских семей. Весь третий этаж, откуда посетитель приступает к своему путешествию, посвящен современной культуре еврейского народа, его вкладу в цивилизацию. Мы верим, что человек после экскурсии по музею выйдет с чувством причастности к своему народу и верой в его будущее.
Я ходил по новому музею и испытывал чувство гордости за ту огромную работу, которую мы проделали за пятнадцать лет.
***
Еще одним очень важным проектом для меня лично и для фонда «НАДАВ» стал Институт политики еврейского народа JPPI), созданный по инициативе Салая Меридора в то время, когда он был председателем Еврейского агентства. В сущности, это то, что по-английски называется think tank, то есть «мозговой центр» — организация, занятая стратегическим анализом. Возглавил этот институт один из крупнейших израильских (да и мировых) ученых, политологов и писателей профессор Иехезкель Дрор, который до этого долго работал во влиятельном американском центре RAND Corporation, а также много лет был политическим советником израильского правительства.
В совет директоров входили известнейшие политологи, политики, историки и философы. Среди последних я могу упомянуть Бернара-Анри Леви[106], а среди политиков — моих друзей Денниса Росса, много лет проработавшего в Государственном департаменте США, и бывшего посла США в Европейском союзе Стюарта Эйзенштадта. Они во многом стали для меня наставниками, объясняя положение Израиля и еврейского народа в современном мире.
Естественно, когда они пригласили меня стать одним из сопредседателей института, я с радостью принял это предложение.
Институт изначально поставил перед собой высокую планку: анализировать положение еврейских общин мира и Израиля как единого целого. Это, в частности, изучение демографических, социальных изменений еврейского населения во всем мире, вопросы взаимоотношений Израиля с еврейскими общинами. Главной стратегической задачей института была разработка рекомендаций долговременной политики для израильского правительства, международных еврейских организаций и еврейских лидеров, то есть всех тех, кого по-английски называют decision makers — лицами, принимающими решения. Раз в год институт представляет свой доклад на заседании в администрации премьер-министра Израиля (насколько он прислушивается к этим рекомендациям, другой вопрос). На сайте института можно найти большой архив — от ежегодных аналитических докладов до публикаций на самые разные темы, связанные с историей и современным положением еврейского народа.
Глава 17.
О вере, боге и религии
В советское время ни родители, которые были атеистами и членами партии, ни дедушки — тоже партийные, а значит, атеисты — никто не обсуждал со мной религию и веру. Правда, оба деда, выросшие в белорусских местечках, окончили хедеры, где их обучали и Торе, и ивриту. Но говорить они об этом не любили, казалось, хотели стереть свое далекое прошлое.
Наши семейные праздники были практически полностью лишены какой-либо еврейской символики, за исключением разве что традиционных кулинарных рецептов. Что такое Новый год и елка, я знал всегда, а зажигать ханукальные свечи научился, когда мне уже было за сорок.
К организованным формам религии: храмам, священникам, ритуалам — у меня отношение сложное. В XXI веке с
