вместо них гнилой, мутной и смердящей воды.
215. О дети человеческие, сколько же мы будем следовать за дымом и суетою и покидать Бога — высочайшее наше благо? Кто говорит нам истиннее? Кто любит нас искреннее? Кто прикрывает и защищает нас сильнее? Кто вернее, чтобы быть нашим другом? нежнее и любезнее, чтобы быть нашим женихом? святее и милостивее, чтобы быть нашим Отцом? Как же страшна наша слепота, раз мы не следуем этой высочайшей и бесконечной благодати!
216. О Господь, как мало душ, служащих Тебе совершенно! Как мало тех, кто желает страдать, следуя распятому Христу, взвалить на себя крест, отречься от своей воли и презирать самих себя! Как мало душ, отрекшихся от всего, умертвивших то, что им принадлежит, и живущих ради Бога и только для того, чтобы быть преданными во всём и равнообразными Его Божественной Благодати! Тех душ, которые украшены простым повиновением, глубоким познанием самих себя и истинным смирением! Тех душ, что с целостным равнодушием оставляют себя Богу во всём, чтобы творил Он с ними всё, что ему благоугодно! Как мало таких чистых душ и таких простых сердец, которые отбросили свой ум, своё знание, свои вожделения и свою волю и которые не мечтают ни о чём ином и не стремятся ни к чему иному, кроме как к отвержению самих себя и к духовной смерти! Тех душ, что позволяют своему Творцу беспрепятственно действовать в них, что страдают от того, что не страдают, что умирают от того, что не умирают[157]! Тех душ, что охотно желают забыть себя и сделать своё сердце нагим и праздным от собственных страстей, от собственных склонностей и похотей, от собственной самовлюблённости и от собственного суждения и благомыслия. Тех душ, что позволяют вести себя путём самоотвержения и внутренней тропой уничтожения и желают умертвить все свои чувства вместе со всеми своими силами! Тех душ, что позволяют освобождать, очищать и обнажать себя, чтобы Бог одел их, наполнил и сделал совершенными! Так же мало, наконец, Господи, и тех слепых, немых, глухих и совершенно созерцающих душ!
217. О, какой позор детям Адамовым, что они ради суеты, ради ничтожных, малых вещей презирают истинное благополучие и сопротивляются высочайшему Добру, бесконечной Благости, желающей преисполнить их Своими сокровищами! Достойно и справедливо небо воздыхает об этом и жалуется на то, что так мало душ, желающих следовать Царским Путём, который к нему ведёт.
Пути Сиона сетуют, потому что нет идущих на праздник; все ворота его опустели; священники его вздыхают, девицы его печальны, горько и ему самому.
Плач Иереемии, 1:4.
Конец III части
ПРИЛОЖЕНИЕ
Письмо автора
О его внутреннем состоянии, писанное в 1676 году к епископу Иескому, Петру Матфею Петруцци, как оно находится в его сочинениях (ч. II, кн. I, письмо I) на итальянском языке
Достопочтенный Отец!
Во мне, надеюсь, есть божественное побуждение не утаивать от Вас ничего о моём внутреннем состоянии. Не стоит постоянно повторять, сколь я беден и нищ, и из сколь страшной бездны скверных грехов извлекло меня Божье милосердие; ибо Вам известно это, и потому Вам нетрудно судить справедливо, что если бы и сверкала во мне искра добродетели, то происходило это от той несозданной Любви, Которая не хочет смерти грешника, а хочет только, чтобы он обратился и жил. Кроме того, Вам известно и то, какие великие и сильные события, в которые привело меня по судьбе моё звание, стремятся обеспокоить меня; причём та же милостивая рука Божья ради открытия большей своей чести всегда содержит меня в великом покое ума. Теперь же хочу я показать средства, которые употребил Господь, и свет, который Он даровал мне, дабы я мог достигнуть той тишины сердца, которую должен приписывать лишь Его Божественной руке.
Одно из главных правил, служащих соблюдению моей души во внутреннем мире, таково: я не должен иметь склонности к тому или иному добру, но только к тому Добру, которое есть высочайшее Добро; и должен быть готов только к тому доброму, что даёт мне и требует от меня Высочайшее Добро. Мало слов, но много их внутри. Потому случается, что хотя я и стараюсь всегда предпринимать что-нибудь полезное, но при этом всегда готов не заботиться о таком или подобном ему добром деле, если Господь Бог делает так, что или не получаю я отклика, или он происходит без успеха для меня. Я рассуждаю так: я не требую от Бога ничего иного, кроме того, что Он хочет дать мне. И я не хочу давать Ему ничего иного, кроме того, что Он от меня требует. Что невозможно для меня, того Бог и не требует от меня, ибо если бы Он хотел от меня что-то, то Он, всемогущий, даровал бы мне такую возможность.
Далее послушай, возлюбленный Отче, другое правило, о котором душа моя особенно печётся: я не должен быть прикован к ни к какой понимаемой или чувственной вещи. Потому я без всяких трудностей преодолею всё, что со мной случается, и разум мой не приходит в смятение от наглости тех четырёх ветров, которые обуревают море души — то есть любви и досады от нынешних или страха и надежды будущих приключений. А поскольку моё сердце свободно от всех вещей жизни, понимаемых и ощущаемых, то не может ни кажущееся в них добром причинять мне радость или надежду (ибо я замечаю, что оно длится лишь мгновение ока и несравненно мало в смысле вечности души моей, и в смысле спасительной благодати, ожидаемой мною из милосердия Господа нашего Иисуса Христа, и в смысле славы, предстоящей мне), ни семена зла этой жизни — возбудить во мне печаль или страх (ибо здесь я тоже рассматриваю его краткое пребывание здесь лишь как действие тени в сравнении со злом этой жизни, а особенно в сравнении с некими, пусть и не грубыми грехами, которые мне должны быть ужаснее самого ада в смысле отвращения, испытываемого моим Богом, которого лишь одного любит моя душа). В остальном же я стараюсь ни быть слишком склонным к случающимся здесь событиям, ни слишком уж отвращаться от них, которые все без различия одинаковы для меня; так что, когда придёт Божия Воля и свершится то, что судил Бог, тотчас и моя душа окажется тиха и весьма довольна всем, что Он посылает и определяет.
Я нахожу, что нет ничего, что могло бы мне повредить, если сама моя воля не
