разговор инспектору и, поверь, ни одной детали не упущу.
– Это просто треп, – он по-прежнему улыбается, но я вижу, что в этот раз натужно, бравируя. – Твое слово против моего, доказательств никаких.
– Уверен? Ты же сам сказал, что твой отец в курсе. Значит, кто-то выполнил для него эту работу. И этот "кто-то" существует. Если как следует взяться за это дело, потянуть за правильную нить…
Все, что я говорю, ему не нравится все больше и больше. И без того недобрый взгляд становится еще злее. Но что удивительно – я не чувствую страха. Сейчас, когда мой мир разбился на миллион осколков, мне безразлична его ярость.
– Нет, ты все-таки дура, – выплевывает он и качает головой. – Ты хоть осознаешь, куда именно хочешь влезть? Думаешь, я допущу, чтобы из-за какой-то малохольной кретинки меня упекли в тюрьму?
– Я сказала – я не стану молчать! И мне все равно, чего ты там хочешь. Вини только себя – нужно было держать язык за зубами, – поворачиваю торчащий из замочной скважины ключ, открываю дверь, уже делаю шаг за порог... и получаю оглушительный удар по голове, после которого плавно оседаю на пол и проваливаюсь в абсолютную темноту.
Часть 31
* * *
Я просыпаюсь от того, что меня укачивает. Болтает как буек к шторм, и от этой тряски в прямом смысле выворачивает наизнанку. Лишь в последнюю секунду успеваю свеситься с края кровати...
Темно, душно, воняет машинным маслом, отсыревшим деревом, тухлой рыбой и тиной. Голова не просто ломит – она раскалывается на части, и каждая часть вопит от нестерпимой боли.
Пытаюсь открыть слезящиеся глаза и сфокусировать взгляд хоть на чем-то, но получается паршиво. Слишком темно и слишком плохо… а еще так страшно хочется пить. Хотя бы глоток.
К счастью, замечаю рядом пластиковую бутылку воды, ослабевшими пальцами отвинчиваю крышку и осушаю тару досуха. Сознание – липкое, тревожное, посещает на какие-то доли секунды.
Где я? Что произошло? Почему так качает?
Но ответ не успевает прийти – разум заволакивает мутным туманом полусна- полубреда. А потом я снова проваливаюсь с спасительную черную бездну.
* * *
– Эй, просыпайся, ты долго собралась тут дрыхнуть? – ощущаю удар по щеке. Не очень больно, скорее неприятно.
У мужчины сильный акцент, русский однозначно не его язык.
Открываю глаза и щурюсь от неприятного тускло-желтого света.
Напротив меня стоят двое в черном, и обоих я абсолютно точно не знаю. Они о чем-то говорят на непонятном языке, то и дело показывая на меня пальцем. Кажется, они полуругаются-полуспорят, и будто не слишком довольны.
Глаза немного привыкают к свету, и я осматриваюсь по сторонам. За мясистыми спинами мужчин стоит железная двуспальная кровать, укрытая пестрым покрывалом. Правее еще одна.
Везде развешаны какие-то тряпки, разноцветные платья, парики и боа. Между койками втиснут косметический столик, из десяти ламп горят только четыре или пять, столешница неопрятно завалена разномастной косметикой.
А этот запах… затхлости, пота, приторно-сладких духов, сигаретного дыма и давно немытых тел.
К горлу подкатывает тошнота и приходится приложить немалые усилия, чтобы меня не вывернуло под ноги этим странным мужикам.
Откидываюсь навзничь на подушку и вижу на втором этаже, надо мной, свисают чьи-то женские ноги с ярко-красным педикюром.
– Давай, поднимайся, сходи в душ и съешь что-нибудь, – отдает указание тот же, что разбудил меня, на ломаном русском. – Я приду завтра. А вечером к станку. Лили́! – приказным тоном зовет он и продолжает что-то говорить на то ли арабском, то ли турецком девушке с алыми ногтями.
Она отвечает ему что-то, он ухмыляется, пихает локтем второго и оба гортанно ржут, обнажая крупные пожелтевшие зубы, а потом наконец-то уходят, оставляя меня и незнакомую девушку наедине.
Что происходит? Где я?
Почему они говорят на чужом языке?
Все происходящее кажется каким-то сюром, продолжением нелепого сна. Но у меня слишком мало сил, чтобы в одиночку разгадывать сейчас этот сложный ребус.
– Есть здесь вода? Очень пить хочется… – произношу в пустоту. – Эй! Ты говоришь по-русски?
Девушка спрыгивает на пол: молодая, худая, бледная, с большими карими глазами.
– Я тебе больше скажу, здесь только ты и я говорим по-русски. Эмин. Ну еще Гюрхан чуть-чуть.
– Где – здесь? Кто такой этот Гюрхан? – пробую принять вертикальное положение, но сильно качает, как после долгой болезни или продолжительного голода. Цепляюсь за край кровати, чтобы не упасть и все-таки сажусь.
– Гюрхан– это который с тобой говорил, он тут главный. Тебя привезли сегодня утром, ты спала как убитая.
– Привезли?
– Ну да. Ты совсем ничего не помнишь? – садится со мной рядом. Только сейчас замечаю, на какой убогой постели я спала. Кажется, на ней спали до меня минимум пятьдесят человек. Одновременно. И забыли постирать наволочки. Но судя по беспечному лицу этой Лили – волнует данный факт только меня. – Занесли, положили. Ты несколько часов спала, и я слышала, что до этого вообще почти двое суток. На корабле.
– Извини, я вообще ничего не понимаю. Какие двое суток? На каком еще корабле? Я не могла столько проспать и настолько ничего не запомнить.
– Могла, – грустно улыбается она, обнажая ряд мелких зубов. – Смотря чем накачали. Можно и неделю проваляться.
Накачали? Меня?
Кто?
Ничего не помню. Абсолютно. Помню как была дома… говорила с Артемием…
В глазах темнеет.
Артемий! То, что он мне выболтал… Его признание! Нужно срочно рассказать Дамиану!
А тут вспоминаю самое страшное.
Дамиан и Ийя… на ее кровати.
Он снова меня предал, и я от него ушла.
– Где мы? – пытаюсь резко встать и больно головой удаляюсь о второй этаж кровати. Опускаюсь обратно, пытаясь сосчитать мелькающие перед глазами звезды. – Что это за место?
– Так Турция же.
– Турция?!
– Ну да, Аксарай. Не слышала?
– Подожди, стоп! Я никак не могу быть в Турции, я живу в России. Это какой-то бред! У меня там мама, брат… – чуть не добавляю "любимый мужчина".
Дамиан переспал с Ийей? Мне это не приснилось?
Слабость, боль, шок. Непонимание.
– Если ты здесь, значит, ты кому-то помешала, – дергает тощим плечом Лили и добивает окончанием фразы: – Или тебя как и меня продали.
Часть 32
– Чего? – в ужасе поворачиваю голову на девчонку. – В
