– И его учат воровать.
– Кто? Донни?
– Джеки. Там творятся нехорошие вещи. И еще я пришел за какой-то газетой, протестантской, что ли, где напечатана статья про Джеки и близнецов, надо взять ее с собой.
Длинное получилось предложение. Для Дилана.
– Вот, – сказала я и отдала ему газету, – прочитаешь по дороге, а я буду тебя толкать в нужную сторону. А здесь, – я показала ему местную газетенку, – статья про украденный мопед. С фотографией сарая.
Вот бы вместе с нами к бункеру сейчас отправился и Фил, но это было невозможно. Мы тронулись в путь, Дилан попытался читать, но я хотела сначала выяснить, что он учинил в бункере.
– Ты там был всю ночь?
– Мда.
– Ну и как?
– Тупо.
– Что там происходило?
– Ничего.
– Поэтому и тупо?
На последний вопрос он не ответил, и я больше не мешала ему читать. И так трудное для него занятие, потому что мы уже не шли, а крались. Первое, что он спросил, относилось к фотографии:
– Это просто так сарай или тот сарай, у которого стоял мопед?
Я и сама хотела бы это знать.
Затем он прочитал вторую статью и спросил:
– Елки-палки, какой анонимный информатор мог все это рассказать газетчикам?
– Сначала подумай, кто мог написать эту статью.
– Окей.
– Ну и?
– Понятия не имею.
– Но как ты думаешь?
– Я никого не знаю, кто пишет для протестантской газеты.
– Еще как знаешь.
– Отец Бейтела?
– Думай-думай, сколько у тебя знакомых журналистов?
– Нисколько. Только этот Фил.
– Значит?
– Не может быть! Грязная крыса!
– Фил хороший, клянусь, но его убедили, что написать обо всем – благое дело.
– Кто его убедил?
– Анонимный информатор.
– Откуда ты знаешь?
– Фил сам мне рассказал.
– Значит, ты знаешь и…
– Знаю.
– Так кто?
– Отгадай с трех раз.
– Нет!
– Да.
– Донни?
– Наш демократически избранный диктатор.
– Это Фил тебе рассказал?
Я приложила руку к сердцу и кивнула.
– У тебя с ним роман?
Для человека, который крадется, Дилан вдруг заговорил слишком громко.
– Да ты что, – сказала я, – блин, Дилан, он же на двадцать лет старше меня!
– С моим отцом было то же самое, – сказал Дилан.
Потом все завертелось с бешеной скоростью. Все часы мира продолжали себе тикать как ни в чем не бывало, все одинаково. Не понимаю, в чем здесь прикол, но они себе тикают и тикают, а вот в книгах времени не существует. Стоит написать «через месяц» – и сразу проходит месяц. А если «за пять минут она рассказала обо всех событиях того дня в бункере» – то мне больше ничего не надо писать. Но я еще даже не начала. Чтобы успеть изложить на бумаге все, что сегодня происходило до того, как Дилан появился у моей палатки с букетом красных роз, надо поторапливаться.
Мы постучались в дверцу бункера, и Джеки нам открыла. Костяшка домино, дубль 1–1: лицо бледное, ни кровинки, и черные как уголь глаза. Черные бездонные скважины. Так она выглядела. В руке она держала пакет молока. Следовало бы уделить больше внимания развитию характеров, но сейчас некогда. Так, еще же надо почаще описывать погоду: по-прежнему светило солнце, но над морем нависли тучи. Говорят, острова всегда окружены тучами.
Кончай тормозить, клуша!
Здесь было не только молоко, но и кола, и чипсы, и хлеб и колбаса, здесь горели свечи, мне бросились в глаза две игровые приставки гейм-бой, а посередине бункера стоял мопед. С огромной велосипедной сумкой, свисающей с багажника по обе стороны. Все продумано. Он стоял на подножке в песке, а Бейтел сидел на седле. А собака – на багажнике.
– Газуй! – сказал Донни.
В руке у него было ружье, и каждый его жест сопровождался движением ружья.
Бейтел изображал, что он газует. Он весь сиял.
– Смотри, Салли Мо, как я умею! Донни меня научил! Теперь я могу один поехать в деревню.
Я поняла, что Дилан прав: Донни сошел с ума. Ведь Бейтелу восемь лет! И он не от мира сего. Но Донни, наверное, тоже. Наверное, мы все не от мира сего. И живем каждый в своей вселенной. И только отражаемся в гранях зеркального шара, как на дискотеке. И называем этот шар реальным миром – а на самом деле он пуст.
Вперед, Салли Мо, пора действовать!
Бакс и Никель стояли у мопеда, ощупывали все его детали и ныли, что тоже хотят на нем посидеть.
– Ты же говорил, что если мы проголосуем за тебя и ты станешь главным, то разрешишь нам выходить на улицу?
– Мы умеем рулить лучше, чем он!
– И мы лучше газуем!
– И гораздо лучше умеем воровать.
– А он хочет, чтобы звери платили, это нечестно!
Вокруг них валялись крошки чипсов, слова близнецов сопровождались громкой отрыжкой от колы – такой звук, словно это рушатся банки.
Донни направил ружье на Дилана:
– Ты принес газеты?
– Салли Мо их уже купила.
– Купила?
– Да, – сказал Дилан, ты же знаешь, за то, что ты хочешь приобрести, надо платить.
– Все, что нам нужно, можно подобрать на улице.
– Мы не воруем, – сказал Дилан.
– Тогда пора вам этому научиться, – сказал Донни, – потому что Джеки точно нельзя выходить на улицу, близнецам я не доверяю, а Бейтел пока еще не умеет, так что это работа для вас.
– Но почему Бейтел сидит на мопеде?
– Я же говорю, он учится, – сказал Донни.
Бейтел кивнул с суровым видом.
– А ты сам, – спросила я, – ты украл эту еду и все остальное или заплатил из полученного аванса?
Донни злобно зыркнул на меня и направил ружье в мою сторону.
– Аванс был ерундовский, тридцать евро, а мопед я подбрил.
– Я его подбрила, – заявила Джеки.
– Я не могу отсюда уйти, – сказал Донни, – потому что тогда не буду знать, что здесь происходит, и утрачу контроль. Лидер должен быть вне подозрений. Возможно, в ближайшем будущем мне надо будет кое с кем вести переговоры о наших планах. Для этого лучше не иметь судимости.
Он жестом велел Дилану отдать ему газеты, и Дилан отдал. Первым делом Донни просмотрел местную газетенку.
