Лицо Камиля стало нечитаемо суровым. Кадык нервно дернулся.
— Вернуть того седого уебка? Что сестренка сильно соскучилась за ним? — спросил он сквозь зубы.
И не давая мне ответить, резко перехватил меня за талию и дернул на себя.
— Ева, не вздумай больше при мне вспоминать других мужиков. Я итак закрыл глаза на то что тебя потаскали все кому ни лень, — зло прошипел он возле самого моего рта.
Я попыталась выпутаться из его захвата.
Но Камиль больно впился в мои губы. Острый поцелуй больше напоминал укус. Он с силой впечатал свое лицо в меня и проткнул языком. К вечеру на его щеках появилась серая щетина, которая раздражала мою кожу. Камиль за день целовал меня уже раз сто, и я чувствовала как пекут губы.
— Ладно, сестренка, проваливай. И помни отныне на работу ты приходишь без трусиков, — довольный собой, добавил Камиль и разблокировал дверь.
Я быстро выскочила на живительный свежий воздух и перед тем, как закрыть дверь выкрикнула
— Пошел к черту, подлец.
Вслед мне прилетело от Камиля:
— И я тебя люблю, сестренка. До завтра.
* * *
Первым порывом, продиктованным раздражением, было собрать сына и уехать. Как можно дальше. В другой город. Страну. А лучше переселиться на другую планету. Лишь бы подальше от мужчины, который всю мою сознательную жизнь изводит меня.
Но у меня не было денег на осуществление задуманного. К тому же у Мирона здесь школа и друзья. Я оказалась в капкане.
Не идти на работу, значило бы потерять ее.
Это в моем печальном положении непозволительная роскошь.
Поэтому я вынуждена мириться с новыми трудностями в лице Камиля.
Но больше всего меня угнетало мое отзывчивое тело. Муки совести меня коробили. За сегодняшний день с Камилем я испытала столько ошеломительных оргазмов, что сама была в шоке.
Мне бы очень хотелось быть безчувственной куклой. Не пропускать через себя все эмоции, что переполняли меня во время секса с этим эгоистом. Мое тело словно заточено под Камиля. Радушно впитывает ласки, возгорается от его рук и члена, от его упругих наглых губ.
Стоило подумать о Камиле в эротическом ключе, как дрожь возбуждения вновь пробежала по телу.
Я больна этим напыщенным грубым мужчиной.
До сих пор влюблена в него, как девчонка.
И даже пыталась мысленно найти оправдание всем его словам и поступкам.
То, что он не снял видео и не пустил мое тело в расход в ту безумную ночь, служило слабым оправданием его ужасному поведению.
Но все же…
Камиль не позволил меня касаться другим мужчинам. Был только он.
И в моем глупом сердце только он. Всегда…
Я разулась в коридоре. С облегчением сняла туфли и прошла сразу в комнату Мирона. После всего пережитого мне нужно было обнять сына. Мужчину, который всегда любит меня в ответ.
Я постучалась, Мирон крикнул, что у него открыто, и я быстро проскользнула за дверь.
Сын сидел за рабочим столом и делал уроки. Он у меня чудо. Ответственный и внимательный. Не устану радоваться, что он не перенял все негативные качества отца.
— Привет, мамуль, — мой мальчик отвлекся от тетради и взглянул в мое взволнованное лицо.
У меня аж дух перехватило от этого проницательного взгляда. Мирон стремительно взрослел и с каждым годом внешнее сходство с Камилем становилось все очевиднее.
Я медленно подошла к нему и заправила кудрявую прядь волос за ухо. Склонилась и поцеловала сына в макушку.
— Как успехи в школе? — спросила я ровно, что б не показывать сыну свое взволнованное состояние.
— Все ок. Сегодня получил отлично по русскому и четверку по химии. А завтра контрольная по алгебре. Вот, готовлюсь, — улыбнулся Мирон. На впалых щеках появились заметные маленькие ямочки. Пока он был младше и его щечки были пухлее их не было заметно. А сейчас, ну точно улыбка Камиля.
Я устало выдохнула. Почему в жизни все так несправедливо!
Мы бы могли стать замечательной семьей, если б Камиль чуточку убрал свой эгоизм и детские обиды.
А теперь все так сложно…
— Мам, все в порядке? Ты виделась с папой? — с тревогой в голосе спросил сын, всматриваясь в мое лицо.
Я вздрогнула. Да, я виделась с его папой. Только не с тем о ком знает сын! Вслух произнесла:
— Сыночек, все в порядке. Занимайся. Я просто устала. Сегодня на работе начальник решил устроить проверку всех отчетов. Вот и замоталась к вечеру.
Я снова поцеловала сына. Он уже и пах, как мужчина. Гелем для душа, а не детским печеньем и молоком… Я пошла к двери.
— Мам, скоро я стану старше и смогу тоже работать. Мы с Вадиком хотим на лето устроиться на море на подработку. Будем продавать сувениры туристам. Я обещаю, что тебе станет легче. Я ведь знаю, что папа нам не помогает деньгами…
Я кивнула и быстро захлопнула дверь. Вбежала в ванную и включила воду. Спешно посрывала с себя одежду, пропитанную запахом Камиля, и влезла под струи теплой воды. Только тогда дала волю чувствам. В жалости к себе разрыдалась. Расплакалась так громко, что мне казалось даже шум воды не скроет моих всхлипов.
У меня самый лучший сын в мире! И у моего сына самый ужасный отец!
* * *
В качестве протеста на следующее утро я надела брючный костюм и комбинацию. Даже и думать не собиралась осуществлять похотливые желания разнузданного кобеля. И довольная, что проигнорировала приказ Камиля ходить в юбках и без белья, вышла на работу на полчаса раньше. Ехать с ним с утра в одной машине значило бы перечеркнуть весь день. Омрачить хорошее настроение и раздражиться до предела.
В офисе уже царила паника. Работники сновали по разным кабинетам. Боялись потерять работу. Новый гендиректор нагнал страху на всех. Не только на меня.
Возле кухни я услышала щебет сплетниц
— О, ты видела его?!
— Такой жеребец и ездит на Майбохе.
— Я бы покаталась.
— На Майбохе?
— На Камиле Эрнестовиче. Я уверена, что у него большой…
Я поспешила быстрее пройти, чтоб не слышать восторги нового фанклуба. Мне было неприятно, что Камиль так сильно нравится женщинам. Он просто, как магнит для красавиц любого возраста. Неудивительно, что он такой разбалованный и эгоистичный. Наверняка, у него никогда не было отбоя от женщин.
Я оглянулась на директорскую дверь. Она вдруг распахнулась, и я замерла. Не знала куда деться. Я то думала, что Камиль еще не на работе.
Из нее вышел Игнат, и я выдохнула. Мужчина нес в руках деревянную коробку, наполненную бумагами. Сверху торчал угол картины, а с боку выперали канцелярские принадлежности. Мужчина шел понуро и медленно. Его лицо чуть осунулось. Взгляд безразлично был опущен в пол. И хоть на Игнате был все тот же безупречный костюм, сидел он иначе. Будто стал ему свободный.
