Последнее он буквально выплюну из себя, после чего развернулся и вышел. Опять.
На душе стало тошно. Тихо выматерилась, борясь с желанием стукнуть себя чем-нибудь тяжёлым.
Остатки вечера прошли странно. Я тихой тенью бродила по саду, пытаясь унять горечь разочарования в себе… Всегда ставила в качестве своих главных черт разумность и сдержанность. А тут оказалось, что это совсем не обо мне. А ещё была удушающая вина. Перед Тертышным. И дело не в моём молчании. Позволила своей обиде взять вверх и в итоге,не специально ударила по нему, не сумев совладать с собственными чувствами.
Из размышлений меня вывела Ариша, неожиданно повстречавшаяся на моём пути.
-Пошли, - без всякого такта велел мне ребёнок, указывая путь куда-то в сторону забора. Здесь, почти в самом углу, нашлись старые качели, повешенные прямо между двух яблонь, вырасших в непосредственой близости друг от друга. – Это моё убежище. Я тут бываю, когда мне грустно.
-А мне грустно?
Девочка задумалась, а потом кивнула головой.
-И Тёме тоже.
-Это он тебе сказал?
-Нет, мама. Она говорила папе, что вы разругались. А я подслушала.
-И привела меня сюда?
-А почему нет?
Ну, правда, что, почему нет-то.
Какое-то время мы молча качались. Вокруг было до безобразия тихо, и даже ночной стрекот сверчков и скрип ветвей не спасал меня от ненужных мыслей. Потом Арине это надоело, и она куда-то ускакала. В двенадцать сложно терпеть компанию унылых тёток.
Я осталась сидеть на качели. Постепенно эмоции и всё остальное начали меня отпускать. Всё-таки Ариша оказалась права, и сюда действительно нужно было приходить, чтобы… пережить. На место внутреннего накала пришла пустота, и я, уставшая за день и убаюканная мерными покачиваниями, неожиданно для себя уснула, привалившись головой к одной из верёвок.
Разбудили попытки Артёма взять меня на руки. И это у него почти вышло, если бы не нога. Поднять поднял, а вот дальше застонал сквозь зубы и покачнулся. Я вовремя вывернулась, чтобы подскочить на ноги, да ещё и его обхватить за шею, чтобы не упал.
Так мы и встали. Обнявшись и прижавшись. Его руки скользнули по моей талии, а я скрестила свои на его шее, и, не удержавшись, запустила пальцы ему в волосы.
-Прости меня, - шепнула, жалея лишь о том, что вокруг слишком темно, и я не могу разглядеть выражения его лица.
-И ты меня. Я не должен был говорить всего этого. Но, я честно, не брал твои ключи.
-Знаю.
И этого было достаточно, чтобы все переживания сегодняшнего дня с новой силой накрыли нас.
Стояли долго, Артём медленно водил ладонью по моей спине, а я перебирала короткий ёжик его волос.
-Где все?
-Спать уже ушли.
Он скользнул мне под свитер, но совсем не домогаясь.
-Ты замёрзла, пошли в дом?
Закивала головой, поспешно соглашаясь на всё. Здесь в темноте, мне казалось, что я готова пойти с ним хоть куда. Потому что… Ещё час назад я была уверена, что уже ничего не вернуть и не исправить.
Артём уверенно вёл меня до домика, который встретил нас тишиной и покоем.
-Нам на чердаке постелили, - нарушил он местное безмолвие. По лестнице ему было подниматься не так легко, поэтому пустил меня вперёд.
Чердак на удивление оказался вполне пригоден для жизни. Здесь было чисто и сухо, а ещё горел одинокий светильник, повешенный на одной из пологих стен. По периметру стояли разные вещи, попавшие сюда будто бы из прошлого века. Кособокая тумба с патефоном, какие-то коробки, пучки сушёных трав, развешенных по углам, и древнее кресло-качалка.
Зато посреди небольшого помещения лежал высокий и современный надувной матрас, заправленный простынею, подушками и одеялом.
Замерла, разглядывая открывшуюся картину. Артём, наконец-то, осиливший подъём, подошёл со спины и тоже остановился.
-Я для тебя футболку выпросил, переодевайся и спать ложись.
Кивнула головой, но двигаться не стала. Впрочем, он тоже не спешил, почти вплотную приблизившись ко мне. Руками не трогал, зато лбом уткнулся в мой затылок и с шумом провёл по волосам носом. Сердце тут же рухнуло вниз, а в голове что-то защекотало, вытравливая оттуда все разумные мысли.
Артём не шевелился, а я судорожно силилась вспомнить, как дышать. Со временем собственное тело начало терять свои границы, словно растворяясь в его присутствии. Потянулась назад не в силах справиться со своим желанием стать ещё ближе. Тем сильнее оказалось моё разочарование, когда, резко вздохнув, он оторвался от меня.
-Ась, ложись спать, - хрипло, то ли приказал, то ли попросил он. – День длинный был, ты устала.
И повернувшись, медленно направился к лестнице.
-Артём! – чуть ли не истерично воскликнула я ему вслед. – А ты?
-А меня ждёт раскладушка. В бане…
Поморщилась, с недоверием глядя на него.
Улыбнулся. Но как-то сдержанно и печально, совсем не так как обычно.
-Ложись. И не переживай. Не хочу, чтобы у тебя оставалось мнение, что я всё подстроил.
И ещё раз слабо улыбнувшись, начал уходить.
Тело среагировало почти мгновенно. Ноги уже неслись к нему, пока мозг туго соображал, что же я творю на самом деле.
Вцепилась ему в плечо, прильнув к его спине.
-Не уходи. Пожалуйста. Просто не уходи, - как заведённая повторяла, цепляясь пальцами за его толстовку и заставляя повернуться ко мне. – Не уходи.
Резкий разворот Артёма, и я уже стою в его крепких объятиях, отстатки разума в его шёпоте:
-Ты уверена?
-Да.
Это были последние наши слова, сказанные этой ночью. Дальше за нас говорили наши несмелые, но наситойчивые прикосновения, тихие стоны и сорванное дыхание. Дальше диалог между нами вёлся на соовершенно ином языке. Первый наш осознанный поцелуй вышел горько-сладким, со вкусом липового мёда и аромата лесных трав. Не торопились. Поначалу нам, вообще, было достаточно элементарной близости, так случайно образовавшейся между нами. Стоять рядом, находиться рядом, быть рядом... Мне срывало крышу и последнии клеммы предохранителей только от одной мысли о том, что хотя бы на одну единтсвенную ночь я могу обнимать его, целовать, касаться... Но по мере того как наше дыхание становилось тяжелее, а руки, скользящие по телу, более требовательными, приходило ощущение того, что нам мало… Мало всего. Одежда резко стала лишней и мешающей в полной мере прочувствовать происходящее. Путались в кофтах и штанах, неожиданно, обнаружив, что оба торопимся, будучи не в состоянии стерпеть ни минуты промедления. Движения были рваными и судорожными, зато, когда, наконец-то, удалось, ощутить весь жар его кожи, нахлынуло такое успокоение, поразительным образом, граничащее с нервным потрясением, словно только так и должно было быть. И никак иначе.
