— Нам было так хорошо здесь, — прошептала Лукреция. — Новый дом, новая жизнь. Вдруг мы не сможем быть там столь же счастливы?
— Тс-с, в доме полно людей.
— Ох, Стеффо, неужели мы так и будем всю жизнь прятаться?
— Поверь, родная, я сделал все, что мог. По нотариальным и церковным книгам ты вдова, а Марио — плод законного брака. Никто не сможет нас в чем-либо уличить, если мы по-прежнему будем осторожны.
Лукреция тяжело вздохнула. Стефанио наклонился к ней и ласково потрепал по руке.
— Все будет хорошо.
Из сада по ступенькам террасы поднялся Марио. Ему было почти двенадцать, и Стефанио все отчетливее видел, что характер у сына своевольный и непокорный. Вот и сейчас на лице мальчика читался протест.
— Ты все еще гневаешься, дружок?
— Нисколько, дядюшка, — ответил тот, сердито сдвигая коричневый берет с пером. — Вы приказываете, я исполняю.
— Ну-ну, зачем же так. — Стефанио притянул сына за руку, прижал к себе, обнял. — Я понимаю, что в Треви нет Академии, но мы что-нибудь придумаем, обещаю.
— Дядюшка! — воскликнул Марио, умоляюще сложив ладони, — прошу, поедемте утром в Академию, быть может, они смогут принять меня.
— Дорогой, завтра канун святого Джорджио, мы уезжаем, — напомнила Лукреция.
— Но не с рассветом же. Я слышал, за нами приедут лишь к полудню. Мы вполне успеем съездить и вернуться. Пожалуйста, умоляю!
Родители переглянулись, и Стефанио едва заметно пожал плечами.
— Ну, если мама не возражает…
— Матушка, пожалуйста, — бросился к ней мальчик.
— Но как же ты будешь без нас, сынок? — удивленно спросила она.
— Мне никак нельзя уезжать, матушка. В Риме все мое будущее. Подумайте сами, ведь здесь Академия, здесь синьор Пуссен, а там что?
— Тебя все равно не возьмут, дружок, ты слишком юн.
— Ну давайте хотя бы попробуем!
Стефанио махнул рукой.
— Ладно, съездим, коли тебе так хочется.
— Спасибо, дядюшка!
И Марио кинулся обнимать отца.
Тот повернулся к Лукреции.
— Рассчитай вечером прислугу, завтра нам уже никто не понадобится. Кучер сам погрузит вещи.
* * *
Сказать, что Андреа был в ярости — значит не сказать ничего. Мало того, что брак его племянника с одной из самых богатых невест Италии расстроен, так еще и проклятый Надьо получил кафедру! Скоро этот негодяй уедет и будет наслаждаться епископской властью, а он, Андреа, по-прежнему останется жалким преподавателем богословия!
«Как, как могло случиться, что Камилло оказался бессильным?! Неужели Надьо и тут вмешался? Нет, это невозможно, его и на свадьбе-то не было. Но кто получил от всего этого позора больше выгоды, чем он?! Это он обошел меня, он теперь епископ Треви! А может… Он все время вертится возле Папы, может, он и внушил ему мысль о неспособности Камилло иметь отношения с женщиной? Чую, он как-то к этому причастен. Все время встает мне поперек дороги! Ненавижу! Ненавижу!»
И вот Андреа решился. Утром, в канун святого Джорджио он сунул за пазуху нож и направился к дому Стефанио.
«Убью этого негодяя, и дело с концом!»
Спускаясь вниз по холму, он непрестанно оглядывался. День стоял сумрачный, пасмурный, и все, похоже, попрятались. Андреа подошел к воротам и постучал.
Дверь открылась, и из дома выглянула женщина лет тридцати с волосами цвета воронова крыла. На плечи был наброшен темный, с меховой оторочкой, плащ. Завидев священника, она накинула на голову капюшон и быстро пошла к воротам.
«Так вот ты какая, таинственная любовница, — усмехнулся про себя Андреа. — Хороша! Но почему она сама открывает дверь? Неужто у них нет прислуги?»
Женщина меж тем распахнула ворота и вопросительно взглянула на него.
— Здесь живет епископ Стефанио Надьо?
— Да, отец мой. Я его сестра.
Андреа ласково улыбнулся.
— Могу я с ним поговорить? Видите ли, синьора, я его друг по Римской коллегии. Меня зовут…
— О! — перебила она. — Стеффо будет очень рад. Проходите же, проходите.
Махнув рукой, она направилась к дому, на ходу объясняя:
— Его сейчас нет, но он вот-вот придет. Видите ли, мы сегодня уезжаем в Треви, уже и прислугу отпустили. Но он непременно с вами поговорит, Стефанио очень любит друзей по коллегии. Как, вы сказали, ваше имя?
— Роберто Бантини, — ответил Андреа, поднимаясь за ней по ступенькам террасы. И тут же понял, какой промах допустил.
Лукреция резко обернулась.
— Как? — В ее глазах мелькнуло недоумение. — Я знаю отца Роберто, и вы совсем непохожи на…
Договорить она не успела. Мгновение — и Андреа, выхватив нож, вонзил его в грудь Лукреции. Она коротко вскрикнула и рухнула на ступени террасы. А он, оглядевшись, бросился бежать.
Стефанио и Марио подъезжали к дому.
— Не переживай, дорогой. Ну, пока рано в Академию, так поступишь через пару лет.
Мальчик грустно кивнул.
— Зато посмотри, какие хорошие книги дали. Поверь, ты многому по ним научишься. И вот здесь целый список заданий для тебя.
— Я все понимаю, дядюшка. Но попробовать стоило.
Отец ласково улыбнулся и потрепал его по волосам.
Отпустив повозку, Стефанио с удивлением воззрился на распахнутые ворота.
— Не пойму, вроде за нами еще не приехали? А вещи уже носят? Или что?
Марио недоуменно пожал плечами. Они двинулись к дому и через секунду одновременно вскрикнули — в двух шагах от двери, на террасе, лежала Лукреция, в груди торчал нож. Ее платье и плащ насквозь пропитались липкой потемневшей кровью.
Стефанио бросился к ней, приподнял ее голову трясущимися руками.
— Родная! Что?! Что?!
Веки ее дрогнули, и она приоткрыла глаза. Слабая улыбка появилась на лице.
— Стеффо…
Губы скривились, она силилась что-то произнести. Наконец ей это удалось.
— Твой друг… по коллегии…
— Какой друг?! — не отдавая себе в этом отчета, Надьо почти кричал. — Как его имя?
— Он сказал Бантини… но он… не… Роберто.
Взгляд ее замутился.
— Лукреция! Лукреция! Не уходи!
В шаге от них, в ужасе стиснув рот ладошками, стоял Марио. Но Стефанио не помнил о нем и видел лишь умирающую возлюбленную.
Из последних сил она прошептала:
— Красивый… родинка… у виска…
«Кальво!»
