— Боюсь, что она все еще здесь, — ответила Пенелопа и невольно улыбнулась, увидев, что леди Мэри, прищурившись, смотрит в сторону камина, явно желая разглядеть там кого-то или что-то. — Некоторые духи не спешат покидать этот мир и задерживаются для того, чтобы завершить то, что не успели закончить при жизни. Вскоре я пойму, что мешает отправиться в мир иной духу миссис Петтибоун, и тогда душа этой женщины обретет покой. Поверьте, она вполне безобидна.
— Выходит, вы их действительно видите? — спросила леди Мэри. — А их тут много?
— Да, в Лондоне их довольно много.
— Что ж, очень может быть. Знаете, я всегда думала, что наши души после нашей смерти немедленно отправляются… либо вверх, либо вниз.
— Так и происходит по большей части. Но, как я говорила, некоторые задерживаются в этом мире, чтобы закончить какие-то свои дела. И иногда их намерения нельзя назвать благими. Порой их удерживают в этом мире гнев или желание отомстить. А некоторые просто не осознают, что с ними случилось. Или же не хотят в это поверить. — Пенелопа пожала плечами и удивилась тому, что почти не почувствовала боли. — Но по-настоящему злобных духов мне не доводилось встречать. Мне кажется, что ад крепко держит их, не дает им блуждать между мирами.
Леди Мэри кивнула с таким видом, словно эти слова показались ей вполне разумными, и Пенелопа вздохнула с облегчением. Ей меньше всего хотелось бы напугать мать Эштона.
— Вы ведь не боитесь меня, не так ли?
— Нет, конечно. Я не могу с полной уверенностью сказать, что верю в подобные вещи, но нахожу все это очень занимательным. И я понимаю, почему вы стараетесь хранить ваши способности в тайне от других. Многие люди испытывали бы страх, а страх может быть весьма опасен. — Леди Мэри усмехнулась: — Признаю, что мне стало немного не по себе, когда малыш Джером разозлился и по комнате сами по себе начали летать предметы.
— Ах, Джером выбрал не лучшее время для демонстрации своего дара. И вообще я бы предпочла, чтобы именно этот дар не достался ни одному из моих мальчиков.
Леди Мэри встала, взяла пустой поднос и, наполнив кружку, помогла Пенелопе выпить еще немного сидра.
— Все это крайне занимательно. Должна сказать, что, после того как я собственными глазами увидела чудеса, которые творит Джером, моя вера в сверхъестественные способности укрепилась. — Леди Мэри отставила в сторону пустую кружку. — Я могу понять, каким образом такие таланты могут обернуться трагедией для того, кто ими наделен, но мне кажется, что жить в семье, где каждый способен творить чудеса, очень интересно.
Подобная мысль Пенелопе никогда не приходила в голову. Должно быть, она просто над этим не задумывалась. Если живешь среди детей, которых бросили родители, не желавшие смириться с тем, что их дети не такие, как все, трудно забыть о трагической стороне вопроса. Но все же стоит помнить и о том, что у медали всегда две стороны. Пенелопа вздрогнула, когда леди Мэри похлопала ее по руке, словно желая успокоить и приободрить.
— Однажды, дитя мое, когда страх и предрассудки уйдут в прошлое, в этих дарах все будут видеть лишь благословение.
Пенелопа не успела ответить, потому что в этот момент дверь отворилась и в комнату вошли Эштон и Пол. А за ними следом семенил песик. Пенелопа постаралась не выдать своих чувств к Эштону, хотя и подозревала, что мать виконта уже и так обо всем догадалась, то есть догадалась, что они с Эштоном стали любовниками. Судя по всему, леди Мэри была женщиной очень доброй, однако будущее их семейства по-прежнему зависело от того, насколько богата будет та женщина, на которой женится ее старший сын. Именно поэтому Пенелопа не могла сказать матери Эштона, что спала с ним, хотя и знала, что едва ли сможет стать его женой. Внезапно она заметила в руках Пола маленькую нарядную шкатулку. То была шкатулка с драгоценностями, когда-то принадлежавшая ее матери.
— Пол, где ты это взял? — спросила Пенелопа.
Насколько ей помнилось, она убрала шкатулку в ящик стола в библиотеке.
— Я нашел ее в библиотеке, — ответил мальчик и сел на кровать. — Я подумал, что тебе захочется надеть что-то красивое. От этого ты почувствуешь себя лучше.
Пол открыл шкатулку с украшениями и улыбнулся Пенелопе. Леди Мэри тихо вскрикнула. Пенелопа же посмотрела на Эштона, но тот лишь молча приподнял бровь.
— Я их вовсе не украла, — со вздохом сказала Пенелопа. — Они принадлежали моей матери и были завещаны именно мне. Может, я не все знаю о завещании и о том, что в нем перечислено, но то, что драгоценности мать завещала мне, я знаю точно. Дом и драгоценности принадлежат мне. Все в этой шкатулке, все до последней булавки, было куплено моим отцом. Многие из этих украшений он покупал ей, чтобы добиться от нее благосклонности после очередной своей измены. Но Кларисса забрала шкатулку себе. А я просто вернула ее. Здесь кое-чего не хватает, но я найду и все остальное, когда представится возможность. — Пенелопа порылась в шкатулке и достала небольшое колье с бриллиантами и сапфирами. — А вот это колье отец подарил матери в день свадьбы. После его второй измены она убрала колье в шкатулку и больше никогда не надевала.
Леди Мэри наклонилась над кроватью, чтобы потрогать украшение.
— Очень красивая вещь. Мне всегда нравились бриллианты. Я слишком их любила, чтобы отказаться носить только из-за того, что мужчина, их подаривший, изменял. И одно колье мне особенно нравилось.
— Но ты больше его не носишь, мама, — заметил Эштон. Ему вдруг пришла в голову мысль о том, что стоимость драгоценностей в этой шкатулке, возможно, вполне достаточна для того, чтобы он мог взять их в качестве приданого, женившись на Пенелопе.
— Вы скоро снова будете носить ваши драгоценности, — сказал Пол, улыбаясь леди Мэри. — Вы их себе вернете и получите даже гораздо больше, чем вложили.
Эштон внимательно посмотрел на мать, а та в изумлении уставилась на Пола. При этом виконт заметил, что щеки матери порозовели — словно она чувствовала себя виноватой.
— Верну их? — спросила виконтесса.
— Да, вернете, — кивнул малыш. — Потому что тот корабль вовсе не потонул, как все думают. Просто он попал в сильный шторм и сбился с курса. Но скоро он вернется с трюмом, полным товаров.
— Мама, ты продала свои бриллианты и вложила деньги в торговлю? — спросил Эштон.
Но мать не успела ему ответить, так как снизу, из вестибюля, донеслись какие-то странные звуки — казалось, кто-то рвался в дом. Решив, что на Пенелопу готовится очередное покушение, Эштон приказал женщинам и Полу оставаться в комнате, а сам побежал вниз. Он не знал, злиться ли ему на мать за то, что она без его ведома продала бриллианты, или поблагодарить ее — ведь она пыталась ему помочь. Когда виконт добежал до последней ступени, дверь, которую изо всех сил придерживали мальчики, распахнулась и в дом ворвался Чарлз Хаттон-Мур. Увидев его, Эштон сжал кулаки, тотчас же забыв о матери и семейных драгоценностях, отданных в заклад. А Чарлз, опустив трость, которой, очевидно, собирался отбиваться от мальчишек, проговорил:
