Вадим чувствовал перед отцом некоторое превосходство – тот совсем не управлял своим настроением, и по его лицу все легко прочитывалось. Да и по поводу мегеры он переживал очень уж долго. Даже Вадим из-за котенка переживал меньше.
На следующий день Вадим решил, что пора упрочить свое положение в классе. Он поздоровался за руку с теми пацанами, с которыми пил вчера, и сел не на свое место в конце первого ряда, а рядом с Машей, в середине второго. Ее соседка по парте болела, так что возмущаться она не стала бы. Маша вдруг демонстративно встала и отошла от парты.
– Иди на свое место! – проговорила она строго и посмотрела почти так же холодно, как смотрела на него мегера. Он отпрянул.
– Я не буду с тобой сидеть! Иди за свою парту!
Он попытался придать голосу насмешливый тон, но кажется, вышло не очень:
– Чего это?
– Не буду я с тобой сидеть, я сказала!
– А чего это не будешь? – спросил он и придвинулся.
Он начал сверлить ее взглядом, чтобы она стушевалась, но Маша не дрогнула. Вадим сел и положил учебники на парту.
– Ты воняешь! – ответила Маша резко.
Класс замер. Вот это поворот. И ведь Маша, наверное, была права, потому что мыться он и вправду забывал. И одежду не менял с тех самых пор, как умерла мегера. Но если уйти сейчас на место, то они будут дразнить его, говорить, что он и вправду воняет. Нет. Уступать нельзя. И помыться нужно не сегодня, а завтра. Или лучше помыться сегодня, а одежду сменить завтра, чтобы они не подумали, что это правда. Он не шелохнулся. И ни одна мышца не дрогнула на его лице.
Маша забрала вещи и пересела назад. Гадина. Вырастет в такую же подлую мегеру. Хорошо, что он этого не увидит, до выпускного меньше года.
Вечерами, пока отец смотрел телевизор, он доставал подзорную трубу – любимую игрушку старшего брата, который мечтал поступить в мореходку, и подсматривал в чердачное окно за соседкой. Та не делала ничего особенного – готовила еду дочерям, стирала или прибирала, но иногда ему удавалось увидеть что-то будоражащее, ради чего и стоило просиживать вечерами. На прошлой неделе, когда соседка поливала грядки, она пролила на себя воду – зачерпнула из бака слишком много, и тяжелая лейка выскользнула из рук. Платье прилипло к бедрам и при ходьбе странно пузырилось. От этого Вадим сильно возбудился и аккуратно, стараясь не проронить ни звука, но при этом прислушиваясь к тому, не идет ли отец, начал мастурбировать. Смотрел на этот перекатывающийся пузырь, и та волна возбуждения накатывала снова, смешиваясь с воспоминаниями от ее губ и бретельки. Кончить не удалось – его напугал отзвук какого-то резкого удара из телевизора в доме. Ночью он дождался, пока заснет отец, и попробовал снова – но просто от воспоминаний не получалось. Член немного набухал, поднимался, а потом опадал снова.
На следующий день он снова отправился на чердак и просидел там несколько часов, но ничего особенного не увидел – кажется, она скандалила с мужем, и это было хоть и интересно, но совсем не будоражило. Муж ушел, и без него она плакала и не следила за хозяйством, это было скучно. К концу следующей недели муж вернулся за вещами, они скандалили, пока он собирал чемодан, а потом он оттолкнул ее, и она чуть не упала назад. Это было почти как тогда, с губами, и Вадим кончил почти сразу, и так увлекся, что сделал себе больно. Вместе с одуряющим приступом накатившего белого света, залившего все вокруг, и необычной приятностью во всем теле, от которой он чуть было не застонал, но вовремя спохватился, по телу до ушей прошла еще и волна боли от самого члена. Мало того, что на руку налилось белое, которое иногда появлялось на трусах утром, еще и головка оголилась и долго не хотела заправляться обратно. Наверное, это и было лишение невинности, и в следующий раз уже не будет больно.
Он очень ждал, чтобы еще раз наступило такое же, но за весь следующий месяц он увидел только ее трусы, когда она нагнулась за сорняком, и один раз лифчик, когда она умывалась из бочки. Трусы не сработали, а вот лифчик ему понравился. Вернее, не сам лифчик, а то, как опасливо она перед этим осмотрелась, выглянула на улицу, не идет ли кто, торопливо расстегнула халат до пояса, вынула руки из рукавов – сам халат так и остался висеть на бедрах, и помыла водой из бочки подмышки и шею. Все это время она была уверена, что на нее никто не смотрит, что на улице никого нет. А на самом деле он все видел. И это так сильно его взволновало, что он подумал, что сейчас сможет наконец, но когда рука его стала двигаться слишком часто, а белый свет начал подступать, он вдруг вспомнил про боль и снизил темп, и от этого все разрушилось совсем.
Пацаны в курилке за школой все время говорили, что кончать у них получается всегда, и даже несколько раз за день. Что лучше всего делать это в бане с мыльной пеной, но иногда мыло попадается щипучее, и тогда не выходит. Он попробовал в бане, но от жара ничего не хотелось, и сколько он ни намыливался оставшимся от мегеры шампунем, ничего так и не произошло. От этого Вадим начал подозревать, что с ним что-то не так, но расспросить пацанов не мог – позорно было быть девственником, – и он решил, что дело в этом. Видимо, когда делаешь это с настоящей живой женщиной, все происходит как-то иначе, что-то у нее есть особенное между ног, после чего больно не бывает и всегда получается.
Он аккуратно посматривал на члены одноклассников или просто пацанов в школьном туалете и замечал, что они немного отличаются от его члена. Казалось, что кожа на них двигается свободнее и головка немного высовывается из кожаного чехольчика. Но это могло быть и просто отличием, как цвет глаз или форма губ.
Нужно было попробовать с женщиной, но с девочками в классе он пробовать боялся. Нужна была какая-то постарше и такая, чтобы уже давала, но к таким девочкам просто так было не подойти, вокруг них всегда вились пацаны.
Следующим летом братья приехали снова. Вадим тогда расспросил Даню о том, как лишаются девственности. Больно ли это и как вообще. Даня очень смутился и сказал, что с девушкой он еще не пробовал, но один пацан в корпусе рассказывал, что это только девушкам больно бывает, а парни даже не замечают ничего. Просто из-за того, что с девушкой, все случается сильно быстрее, потому что у них там сильно приятнее, чем рука, но чтобы девушке тоже было приятно, надо долго терпеть и не кончать. Пока он рассказывал об этом, Тема хихикал на соседней кровати. Вадим думал, что это от смущения, но выяснилось, что средний брат, к огромному удивлению Дани, опередил их обоих – еще в прошлый приезд на похороны. Дала ему девчонка, за которой он бегал еще до отъезда. В честь гибели мачехи.
Даня тут же поинтересовался, как они предохранялись, но Тема признался, что никак. И потом он еще пару месяцев боялся, что она напишет ему письмо, что беременна. Или отцу расскажет. Даня долго еще ворочался и вслух сказал, как Тема его удивил. И пошутил даже, что как-то не по старшинству получается.
Вадим лежал в кровати и очень хотел рассказать, как ему было больно, и спросить почему – Тема мог знать. Но тогда пришлось бы рассказать про соседку, как он подглядывал, и о том, как соседка целовала мачеху, и про саму мачеху, а этого он не мог.
