Тогда Лувен капитулировал, и немецкая армия под командованием генерала фон Бёна ночью пересекала город: у нее были более важные дела дальше. Из одного окна раздался выстрел. Возможно, это был вовсе не франтирёр, а немецкий резервист, открывший огонь по ошибке, — об этом спорят до сих пор. Но закон войны суров: любой дом, из которого стреляют после капитуляции, должен быть снесен и его обитатели подлежат смерти. Волнение, всеобщая паника: тысяча пятьсот домов сожжены, двести человек расстреляны, остальное население уведено в плен. Город превращен в груду полыхающих углей. С целью преподать урок солдаты начала с залы, в которой хранились около тысячи инкунабул и сотни рукописей. Оригинальный экземпляр «Фабрики» Везалия о структуре человеческого тела теряется под рухнувшими стенами, смешавшись с «огромной кучей сожженной бумаги… включая хартию об основании 1426 года… мы сумели извлечь из еще теплого пепла только медные застежки старого издания ин-фолио», рассказывает один из очевидцев. Подобный акт «отражал ярость немцев перед сопротивлением чистой идеи», согласно дерзкому предположению Анри Бергсона, а Вильгельм II, «современный Нерон», по определению одной из почтовых открыток, послал Вудро Вильсону следующую лаконичную телеграмму: «Лувен был справедливо наказан».
Как бы там ни было, учебное заведение начнет восставать из небытия с 1928 г. благодаря новшеству под названием «международная помощь». Серьезные усилия предпринимают немцы, которые в рамках Версальского договора предоставили от 350 до 400 тысяч томов, помощь оказывают Англия и Япония: например, император Хирохито посылает ценные издания из японских фондов, в частности рукопись XI в. и инкунабулы, отпечатанные задолго до Гуттенберга. Особенно много сделали Соединенные Штаты, подарившие основную часть книг и восстановившие здание. «Furore teutonico diruta, dono americano restituta», — приказал выгравировать на балюстраде фасада архитектор-янки Уитни Уоррен: разрушена тевтонским безумием, восстановлена американским даром. Но неужели старый кардинал Мерсье безропотно принял эту чудовищную глупость? Разразился громкий скандал. Добрые чувства смешались с дурными: в самом деле, будущее и неизбежное сотрудничество с университетами Германии весьма затруднительно для учебного заведения, выставившего напоказ столь резкий эпиграф. Но кто же громче всех защищает эту вполне понятную точку зрения? К несчастью, Леон Дегрель, уже рексист[36] и яростный нацистский коллаборационист в будущем. Певец «Католического действа» к тому же ничего не смыслит в латыни: он клеймит солецизм в надписи (предлагая аблятив «teutoniса», хотя слово «furor» мужского рода) и на основании этого делает вывод, что кардиналу ее не показали, иначе тот внес бы поправку. Тем временем каменную балюстраду ночью разбивают: после ремонта она водружена на свое место без слишком уж простоватой надписи.
Большая библиотека Лувена — умиротворенная, дополненная, благоустроенная — являет собой символ западного братства ученых и насчитывает добрый миллион изданий. Каковые полностью уничтожены в ночь на 16 мая 1940 г. немецкими артиллеристами. Похоже, башня Зала, возвышающаяся над библиотекой и так сильно напоминающая колокольню Гиральду в Севилье, служила им ориентиром для стрельбы. В полшестого утра уже не осталось ни одной целой книги. На сей раз вермахт с поразительным лицемерием снял с себя ответственность: после расследования виновными признаны британцы, как, разумеется, и в 1914 г. Бельгия была нейтральной страной, но располагалась в худшем для нейтралитета месте в мире, поэтому ее собрания понесли ужасающий урон, хотя недавние события в Польше ясно предвещали беду и позволили принять некоторые меры предосторожности; только Королевская библиотека осталась почти нетронутой — в отличие от библиотек в Сен-Троне, Ганде или Турне (из 75 тысяч столетних изданий уничтожены 71 546).
Аррас: бенедиктинцы в Сен-Ваасте роскошным образом разместили свои фонды, дополнив их книгами из других окрестных аббатств — например, августинцев с горы Сент-Элуа, а также Аррасской академии. В июле 1915 г. под бомбардировками погибло 50 тысяч изданий, но большинство рукописей было вовремя эвакуировано. Однако едва восстановленное и реконструированное хранилище вновь пострадало в 1940 г. Список разрушительных для библиотек бомбардировок впечатляет, хотя названия городов сплошь и рядом повторяются: муниципальная библиотека в Туре — 200 тысяч уничтоженных книг, Бове — 42 тысячи, Дуэ — 110 тысяч, Шартр — 23 тысячи и т. д. В последнем из названных городов находилось сокровище из 2 тысяч манускриптов, в том числе «Гептатейон», или учебник семи свободных искусств, в котором Тьерри Шартрский (1100–1150) первым ввел в романский мир некое подобие науки (пришедшей из арабского мира); эту библиотеку поместили в надежное убежище, но оккупанты, желая выставить себя в лучшем свете, приказали вернуть ее на привычное место в мэрию; тогда случайная бомба — возможно, английская — 26 мая 1944 г. уничтожила этот архив. Поскольку некоторые страницы только обуглились от пекла, сегодня их пытаются обновить по методике, успешно примененной в Геркулануме, чтобы восстановить тексты, доселе никогда не издававшиеся.
В одной только Франции девятнадцать муниципальных библиотек и две университетские потеряли два миллиона томов. В пустой библиотеке Лана с «обрушенным порталом» 12 июня 1940 г. капитан Эрнст Юнгер среди разбросанных повсюду рукописей и книг с автографами совершает безмятежную прогулку эрудита: «Я копошился в этом спокойном месте, словно пчела на высохшем цветке клевера, пока не стемнело… подобным сокровищам нет цены, их оставляют лишь тогда, когда признают свое полное поражение. Добавлю вот еще что: держа в руках эти листы, я почти не думал о том, что они стоят миллионы, — конечно же, потому, что был в этом городе, наверное, единственным человеком, понимавшим их истинную стоимость». Довольно двусмысленным образом стальной поэт признается, что хотел унести в надежное место «документы и эльзевиры», но все же отказался от своего намерения: «И я оставил их там, где они были, без запоров и замков».
Италии досталась редкая привилегия получать бомбы и от немцев, и от союзников, что, впрочем, нисколько не повлияло на результат: исчезло более двух миллионов печатных изданий и тридцать девять тысяч рукописей. Например, в 1944 г. во Флоренции полностью погибла «Коломбария», библиотека Академии наук и искусств. Но эта гора пепла — ничто в сравнении с Великобританией, где речь идет о двадцати миллионах книг, сожженных во время блицев или уничтоженных водой из пожарных шлангов, причем более четверти приходится на один только декабрь 1940 г. и на книжный квартал Лондона, откуда даже знаменитый пожар 1666 г. не смог изгнать библиотеки: Патерностер-Роу. Сто пятьдесят тысяч томов погибло в Ковентри; ценность этих изданий была столь впечатляющей в глазах общественности, что название красивого исторического города близ Стрэтфорда-на-Эйвоне породило ужасный, хотя и эфемерный, неологизм coventrated: тамошнюю библиотеку «ковентрировали». Адольф Гитлер был уверен, что эти ковровые бомбардировки неизбежно принудят англичан к покаянию. Он плохо их знал. Даже в самый разгар блица библиотеки не прекращали работу. Одна старая дама, рассказывает лондонский библиотекарь, приходит вечером в смятении, поскольку не может найти взятую книгу: «Должно быть, я вымела ее с обломками потолка».
