Глава семнадцатая
На следующий день я просыпаюсь очень рано, потому что мне снится детеныш морской выдры, лежавший у меня на кровати. Несколько раз осмотрев кровать и убедившись в том, что никакого выдренка нет, я спускаюсь вниз и смотрю на восход солнца из окна гостиной. Заря подкрашивает облака волшебным оранжевым цветом. Сегодня – самый длинный день в году, и солнце теперь не сядет до половины одиннадцатого ночи. Когда мама уходит на работу – в приемное отделение неотложной хирургии, – ко мне приходит Диллон с теплым одеялом на плечах.
– А давай сегодня поваляемся под одеялом и посмотрим кино, – предлагает он.
– Но сегодня такой солнечный денек, – отвечаю я. – Я хотела уйти.
Мне хочется побыть с Тэем, у которого сегодня выходной.
– Ну, посмотри со мной хоть один фильм, – умоляет Диллон.
Он уже улегся на пол, на живот, и вставляет диск в О VI) – проигрыватель. Я соглашаюсь потому, что хочу, чтобы Диллон был на моей стороне, а еще потому, что я тоскую по нему. Мне стыдно из-за того, что я не обращала на него внимания. Мы садимся рядом на диван, и Диллон накрывает себя и меня одеялом, но я одеяло сбрасываю – жарко.
Прикасаюсь к руке Диллона. Она холодна как лед, и меня пробирает дрожь. Сижу, обхватив грудь руками, и пытаюсь стерпеть боль. Разве я смогу рассказать брату, что случилось?
Мысленно клянусь себе в том, что больше не ввяжусь ни в одну драку.
На середине «Крепкого орешка-2» Диллон засыпает, и я выключаю телевизор. Но стоит мне пошевелиться, как Диллон просыпается.
– Побудь еще, – бормочет он. – Не уходи.
Оставляю его на диване и иду в кухню. В холодильнике и шкафчиках почти пусто. Ставлю чайник и режу последний лимон.
– Пожалуйста, просто попей, – умоляю я, разбудив задремавшего брата. – Тебе полезно.
Диллон смотрит на чашку и спрашивает, что это такое.
– Просто кипяток с лимоном. Лимон полезен для пищеварения.
Я прочла об этом в одном из маминых журналов.
Диллон привстает, садится и берет чашку. Я сижу рядом с ним, пока он пьет. Он так медленно подносит чашку к губам, что мне кажется, будто проходит вечность.
– Ты только не ругай себя за то, что я тебя заставляю выпить это, – говорю ему. – Не чувствуй себя виноватым.
Это я цитирую совет, вычитанный на форуме, посвященном общению с анорексиками. Для меня это сущая бессмыслица, но Диллон таки делает глоток.
Он допивает кипяток и начинает плакать. Я в шоке. Я пытаюсь представить, как можно чувствовать себя виноватым из-за того, что ты проглотил несколько капель лимонного сока, и в итоге ком сжимает горло, слезы подступают к глазам.
– Ты убиваешь себя, Дил, – говорю я дрожащим голосом.
– Я больше так не хочу, – выговаривает Диллон хриплым голосом, и я слышу, что в его бронхах полным-полно мокроты. – Что же мне делать?
– Не знаю, – шепчу я. – Но я тебе помогу.
И тут уж я плачу по-настоящему, навзрыд, радуясь тому, что брату нужна моя помощь. Правда, я еще не понимаю, как и чем ему помочь, и все еще злюсь на него за то, что он что-то скрывает от меня все эти годы.
Обнимаю хрупкие плечи Диллона:
– Я принесу тебе питательные коктейли. Ну, такие, какие кое-кто у нас в школе пьет вместо ланча.
Диллон продолжает плакать.
– А ты точно не можешь остаться? – всхлипывает он, когда я встаю, чтобы уйти. – Ты же в воду не полезешь, правда?
– Мне просто надо встретиться с другом.
– Не входи в воду. Останься тут.
Я бы и рада остаться. Мне бы хотелось в шутку подраться с Диллоном, поиграть с ним в «чепуху» и сделать вид, что у нас семья как семья. Но меня ждет Тэй, и Эдди тоже ждет, а еще меня ждет моя цель – четыре минуты.
– Ты отдохни, поспи. Может быть, еще один фильм вместе потом посмотрим?
Диллон кивает. Я понимаю: он думает, что я его бросаю. «Ты продержись еще несколько дней, Дилбил», – думаю я с тоской, уходя от брата. Я уверена: погружение на дно подводного ущелья даст мне ответы на все вопросы – я смогу вспомнить, что случилось, и закрою незаживающую рану. Так должно быть. А потом я смогу заняться Диллоном.
После погружения, придя в лодочный сарай, я просто вне себя от радости. Три минуты и сорок пять секунд – мой рекорд. И теперь я уверена, что у меня все получится. Тэй протягивает полотенце. Пару секунд я стою и смотрю на него, а он расстегивает «молнию», опускает до пояса верхнюю часть гидрокостюма и вытирает волосы. Вид у него радостный и расслабленный. Надеюсь, из-за меня.
Вспоминаю о Диллоне, и меня охватывают угрызения совести из-за того, что я ушла от него. Молюсь о том, чтобы он хоть чего-нибудь поел.
– Мне надо вернуться и посмотреть, все ли в порядке с Диллоном, – говорю я Тэю, вытирая волосы и стараясь не смотреть на его обнаженную грудь.
И тут он подходит ко мне и целует меня в губы. Поцелуй длится и длится, и он обнимает меня все крепче. А потом его пальцы сжимают бегунок «молнии» на моем гидрокостюме.
– Подожди, – говорю я.
Мы оба едва дышим.
– Что-то не так? – шепчет Тэй. – Прошу тебя, не уходи. Не могу тебя сейчас отпустить.
– Мне надо домой, – шепотом отвечаю я. – Там Диллон, мне нужно к нему вернуться.
Произносить эти слова мне непросто, потому что хочется остаться. Теперь мой дом здесь, в лодочном сарае, а не на Маккеллен-Драйв, с моей безумной семейкой.
– С ним все будет хорошо, он подождет, – тихо говорит Тэй и нежно гладит мою шею.
У меня мурашки по коже бегут. Нет, я не должна была оставлять Диллона одного так надолго.
– Поверь мне, с ним ничего не случится.
Пять часов вечера. Меня не было дома уже несколько часов. Ну, если я возвращусь к шести, может быть, все будет хорошо… С другой стороны, мама, наверное уже вернулась с работы…
– Ладно, я побуду еще немного.
Тэй снова меня целует, и у меня такое чувство, будто я под водой. Все ясно, но при этом искажено. Под водой все кажется больше. Я провожу кончиками пальцев по спине Тэя, и он тихо спрашивает:
– Ты уверена, что хочешь этого? В смысле… я тебе нравлюсь?
Запрокидываю голову, чтобы увидеть его лицо. Я не то чтобы ему не доверяю, но так хочется удостовериться, что я слышу эти слова.
– А ты не чувствуешь?
– Но ты… Ты больше не бросишь меня?
– Я никуда не собираюсь.
Рука Тэя возвращается к моей «молнии». У меня слегка кружится голова, все плывет перед глазами.
И тут меня озаряет. Я не сомневаюсь: сейчас Тэй согласится на что угодно, и это шанс для меня.
