– Шлюшка маленькая! – шипит Эйлса. – Ты за это ответишь!
– Плевала я на твои угрозы.
В последний раз бросаю взгляд на Лару – даю ей возможность объясниться. Она явно разрывается на две части, ее взгляд мечется от крови Эйлсы к моей мокрой футболке. Еще пара секунд – и она встает ближе к Эйлсе.
– Как интересно: стоит тебе оказаться рядом со мной – и сразу кто-то с кем-то дерется, – насмешливо говорю я. – И вот ведь досада: именно тебе приходится кровь подтирать.
– Элси, подожди! – восклицает Лара. – Это не я всем рассказала про Диллона. И так все видят! Он болен, ему нужна помощь.
– А я думала, мы – подруги, – говорю ей, хотя уж я-то знала правду с самого начала. Она просто использовала меня, чтобы вернуть себе Диллона.
– Мы и есть подруги, – мямлит Лара, глядя в пол.
– Были, – встревает Эйлса. – Скажи ей, Лар! Ты же не хочешь с ней знаться, правда?
Лара беспомощно смотрит на Эйлсу и кусает губы.
– Тебе надо просто порвать со своим хахалем, этим бандитом, – наконец вырывается у Лары.
Я смотрю на нее в упор и замечаю, что она плачет.
Эйлса отрывается от пола, прижимая ладонь к окровавленному носу.
– Можно подумать, у такой уродки вообще может быть хахаль, – презрительно фыркает она.
– Я-то, по крайней мере, хахаля себе могу найти, не бегая за кем-то как хвост.
На самом деле это неправда. Я ходила в лодочный сарай каждый вечер и искала Тэя, а он все равно от меня ушел. И хотя он бросил меня, я все равно пошла с ним после того, как он ударил Диллона. Я вспоминаю Диллона, стоящего у дороги с окровавленным лицом, и мне становится плохо. Но стоит мне подумать о том, что Тэй может снова меня бросить, и мне становится еще хуже.
Из-за того что я напялила одежду на голое тело, я чувствую себя беспомощной. Соски болят, но мне боязно к ним притронуться. Я больше не смотрю в зеркало. Мне не нужно видеть, какой уродкой я стала, потому что уродство каждый день по капле уходит из меня.
В этот день, ближе к вечеру, Лара звонит мне по домашнему телефону. Я сижу на ступеньке около задней двери, поэтому в телефонной трубке звучат помехи. Лара хочет узнать о здоровье Диллона. Говорит, что ей ужасно жаль, что все так вышло.
– Мне Эйлса велела все эти слова тебе сказать.
Ага, значит, она все еще хочет остаться моей подружкой, но только так, чтобы наша дружба осталась исключительно между нами. Говорит, что любит Диллона и хочет ему помочь.
– Прости. Связь ужасная, почти ничего не слышно, – воплю я в трубку, хотя при этом всеми силами стараюсь расслышать каждое слово Лары. – Придется мне тебе перезвонить попозже.
Несколько секунд я слушаю хрипы в трубке, и тут раздается характерный сигнал – параллельный звонок с мобильного. Набираюсь храбрости и звоню по другому номеру.
Отец отвечает мгновенно, но я молчу.
– Диллон, это ты? – шепчет он в трубку. – Опять Элси, да? Что она натворила? Алло? Послушай, сейчас не самое удачное время, дружище. Я тебе завтра позвоню, ладно?
Глава шестнадцатая
Детеныш выдры не шевелится. Его лапки лежат на сухих камнях, высохший мех слипся клочками. Над его головкой вьются мухи. Я на пляже в Роузмарки с Фрэнки, потому что Тэю сегодня нужно помогать в «Черном ласте», а мне нестерпимо весь день торчать дома с Диллоном, а уж особенно теперь, когда я точно знаю, что он секретничает с отцом обо мне.
Фрэнки вытягивает ногу и осторожно трогает выдренка носком кроссовки. На тельце малыша в этом месте образуется вмятина, но тут же сглаживается.
– Он еще теплый, – говорит Фрэнки. – Но мы ничего не можем сделать. – Он сдвигает очки к переносице и смотрит на меня, прищурясь. – Пойдем.
Я стою на склоне и чувствую, как подошвы кроссовок сползают вниз по камню.
– Что же с ним будет? – спрашиваю я.
– Раздерут выдреночка, – отвечает Фрэнки, фыркнув носом.
– Фрэнки! – возмущенно восклицаю я.
Он смущенно смотрит на меня:
– Ну а ты что хочешь сделать? Домой его возьмешь?
Над водой плывут грозовые тучи – прямо к нам. Фрэнки смотрит в ведерко и принимается подсчитывать свои трофеи. А на меня накатывает волна сильнейшей печали, когда я смотрю на маленького зверька, лежащего наполовину на берегу, наполовину в воде. «Где же его мама?» – гадаю я и вдруг замечаю всплеск на поверхности гладкой, неподвижной воды – всего в нескольких метрах от берега.
– Мы должны что-то сделать, – говорю я. – Не можем же мы просто бросить его здесь.
– Можно скатить его в воду, – предлагает Фрэнки.
Я, в свою очередь, предлагаю похоронить выдренка. Фрэнки заявляет, что не желает к нему прикасаться, после чего указывает на один из лиманчиков и говорит, что это единственное место, где можно похоронить мертвого детеныша выдры.
– Как же, интересно, ты хочешь стать ученым, если не желаешь притронуться к мертвому зверьку?
– Меня больше математика интересует, чем биология, – бурчит Фрэнки.
Я не напоминаю ему, что он то и дело возится с дохлыми крабами и моллюсками.
– Как думаешь, он утонул? – спрашиваю я.
– Вряд ли, – отвечает Фрэнки. – Он ведь даже не в воде.
А мне кажется, что выдренок мог захлебнуться, но сегодня спорить с Фрэнки у меня нет настроения.
В итоге мы возвращаемся в город и все рассказываем в полицейском участке. Оттуда звонят в центр охраны природы, а те говорят, что пришлют кого-нибудь забрать мертвого зверька.
– Забрать? – переспрашиваю я.
– Чтобы кремировать, – отвечает полицейский.
Когда мы выходим из участка, Фрэнки кладет руку мне на плечо, и это потешно, потому что я на голову выше его. Меня окатывает волна исходящего от него противного запаха, а в следующее мгновение его губы касаются моих губ. Я отшатываюсь, и Фрэнки кусает мою нижнюю губу.
– Ты что, сдурел? – кричу я гневно, прижимая пальцы к губам, чтобы посмотреть, не пошла ли кровь.
Фрэнки пятится назад. Крабы в его ведерке стукаются клешнями о стенки.
– А я думал… я тебе нравлюсь, – уныло мямлит Фрэнки. – Вот подумал – может, ты потому не стала Лару звать, что тебе захотелось побыть со мной наедине…
– Да как тебе такое в голову взбрело? – возмущенно кричу я.
Мне бы его утешить, а я только ору на него.
– Лара мне больше не подружка, и ты мне не друг, так что оставь меня в покое!
– Но я же… я же люблю тебя, – бормочет Фрэнки.
Мне хочется плакать. Мне совсем не нужно, чтобы он меня любил.
Фрэнки понуро бредет прочь со своим ведерком. Мне бы надо пойти за ним, но думать я могу только о мертвом выдренке. Такое чувство, что вокруг меня все погибает. Моя жизнь совершенно неуправляема – совсем как тяжеленный камень, быстро несущийся ко дну моря.
