– Что врач сказал вам о дозировке?
– Я не помню.
Некоторых ассистенток врача я называю драконами – эти дамы всячески оберегают своего врача от любых беспокойств и тревог. Однако часто бывают случаи, когда без помощи врача не обойтись.
Инструкция к лекарству тоже не помогает, потому что оно может применяться различными способами. Значит, надо звонить врачу. Диктую помощнице данные пациентки, она находит историю болезни с копией рецепта и говорит:
– Здесь написано: «Одну таблетку в день, половину таблетки в день».
Это, конечно, все проясняет. Но право же, читать я умею.
– Да, так написано на рецепте. Но какую таблетку принимать целиком, а какую половиной?
– Одну таблетку в день и по половине один раз в день.
За этим следует долгая пауза. Уж не знаю, чего ждать, но молчания не прерываю: может, продолжение еще последует. Наконец она произносит:
– Я полагаю, врач, должно быть, имел в виду по половине таблетки в день.
– Полагаете или знаете?
– Я практически уверена, что так и есть.
– Если вы хотите гадать – пожалуйста, а я гадать не хочу. Будьте добры, напомните, как вас зовут. Мне нужно записать для нашего досье…
Дракониха из приемной лишь пробурчала «какойвашномеряперезвоню» и повесила трубку. Ну вот, так-то лучше.
* * *
Я абсолютно ничего не имею против дженериков и, где возможно, всячески их рекомендую. Но бывают ситуации, когда дженерики неприменимы по медицинским соображениям. Или, скажем, они не всегда подходят пожилым людям: многие старики не могут привыкнуть к смене лекарства.
Есть у нас один врач, доктор Штоффель, который, к сожалению, любит показывать свою власть, что, впрочем, скорее нервирует, чем мешает делу. И есть у него один пациент, господин Рупп, который обслуживается в нашей аптеке, – человек старый и медлительный. Много лет он принимает одни и те же медикаменты, и среди прочего плавикс (антикоагулянт – препарат, разжижающий кровь). Пару лет назад появился его дженерик, клопидогрел[51], и с тех пор я неоднократно обращала на него внимание господина Рупп, но он отказывался менять препарат.
Для немецких читателей я хотела бы кое-что пояснить. У нас нет договоров на скидки. Так что не больничная касса решает, какой препарат – оригинал или дженерик – получит пациент. В Швейцарии решение принимает сам пациент с нашей помощью. Разумеется, врачи прописывают как оригиналы, так и дженерики или – в идеальном случае – действующие вещества. А у аптеки есть возможность по согласованию с пациентом заменить оригинал дженериком. Или поменять один дженерик на другой. Такой подход обладает как минимум тем преимуществом, что пациент будет постоянно получать один и тот же привычный дженерик – его не будут сбивать с толку разные названия и различия во внешнем виде таблеток и капсул.
Кроме того, подбирая дженерик, мы смотрим не только на цену, но и на другие критерии (максимальная приближенность к оригиналу, надежная фирма-производитель, хорошая переносимость, большой выбор форм применения и дозировок). Государство нас в этом поддерживает что касается ценообразования и для дорогих медикаментов, у которых есть дженерики, предусматривает самостоятельно оплачиваемую долю в 20 процентов вместо обычных 10 процентов.
Но вернемся к господину Руппу и плавиксу. Очевидно, доктор Штоффель и сам уже пытался настроить пациента на прием дженерика. И вот в январском рецепте он так и написал: клопидогрел.
Я выдала пациенту упаковку клопидогрела и в ответ на вопрос, что это за новинка, пояснила:
– Это дженерик плавикса, который вы принимаете. Ничего нового. Только немного иначе выглядит.
Ну что вам сказать? Он не захотел брать это лекарство.
– Лучше я заплачу эти 20 процентов, мне все равно. Но другое лекарство не возьму! Я привык к плавиксу и хочу только его!
То есть мы оказались в ситуации, когда пациент либо возьмет оригинальный плавикс, либо вообще ничего. А в случае с антикоагулянтом это очень нехорошо. И я отпустила господину Руппу плавикс.
В следующий раз господин Рупп пришел в начале апреля. Его врач как раз был в отпуске, так что мы отпустили клиенту медикаменты, которые он постоянно принимает. Ну да, и плавикс в том числе.
И что же написал нам доктор Штоффель в ответ на документ, который мы отправили ему по факсу?
«Я не подпишу эту выдачу медикаментов! Я вам еще в январе говорил, что господин Рупп должен получать клопидогрел! Очевидно, вы не в состоянии отпустить ему правильное лекарство!»
О как мило! В другой стране меня бы за это наказали и я бы понесла убытки. Но здесь и сейчас меня это не особенно заботит. Ведь в Швейцарии закон позволяет фармацевту в обоснованных исключительных случаях повторить выдачу лекарства из прежнего рецепта в количестве одной упаковки размером не больше той, что выдавалась ранее. Здесь нет такой ситуации, чтобы люди не пользовались выписанными медикаментами, поэтому нет и проблем с больничными кассами.
Я уже заранее предвкушала, как в следующем рецепте для господина Руппа опять увижу клопидогрел, и в компьютерном досье оставила пометку о том, что надо будет позвонить доктору Штоффелю и позволить клиенту самому оговорить все нюансы с врачом.
Однако пару месяцев спустя господин Рупп пришел с новым рецептом от доктора Штоффеля, где снова значился плавикс. До чего настойчивый пациент!
* * *
В аптеку приходит женщина с врачебным удостоверением своего друга, который заболел и лежит у нее дома. Врач попросил ее купить два препарата и дал записку с названиями. Я сначала отнеслась к этому скептически, ожидая чего-нибудь вроде снотворных или успокоительных, – вот такая я недоверчивая! Но нет. Там было написано: «Спазмо Сибальгин Супп» и «Торекан Супп». О, да. Или вернее: очень скверно. Потому что обоих лекарств больше не существует. Первого нет уже лет семь, а второго – примерно год.
Однако я могла бы заменить их препаратами похожего действия. Я могла бы также спросить, устроят ли пациента не свечи торекан, а таблетки: они еще продаются. Но если нужны именно свечи, может, вместо бускопана[52]сойдет паспертин? Иными словами, возможность замены есть.
Для начала я спрашиваю стоящую передо мной женщину, но тщетно. Она совершенно не разбирается в медицине и не может сказать, почему ее другу нужны конкретно эти лекарства. «Ему очень нехорошо», – вот все, чего удается добиться.
Женщина дает мне номер своего домашнего телефона. Трубку снимает ее муж. Я прошу, если это возможно, передать трубку больному, но слышу на заднем плане громкие звуки рвоты и понимаю, что тот не в состоянии говорить. Тогда я сама подбираю заменители и даю их покупательнице. Хотя оба средства продаются без рецепта, они должны помочь. Один вопрос меня все же продолжает занимать: как врач может не знать, что те медикаменты уже не выпускаются? Но в дальнейшей беседе с покупательницей выясняется, что по специальности он психиатр. Вот почему он может не знать о лекарствах такого рода.
