Номи увидела лицо Гленна и спустилась со стремянки, стоя на которой вешала украшения на верхние ветки.
— Предоставь это мне, — прошептала она племяннику. — Я сама поговорю с твоим отцом.
Я держалась поодаль, делая вид, что прикрепляю длинную ленту мишуры к нижним ветвям. Поздоровавшись с Номи и обняв каждого из близнецов, Колтон подошел ко мне.
— Вы сейчас сами похожи на елочное украшение, — с улыбкой сказал он.
Он не поцеловал меня, как своих детей, а просто подержал в объятиях, а потом отстранился, внимательно изучая мое лицо.
— Что-то произошло, — сказал он после долгой паузы. — Я привык улавливать малейшие оттенки настроения в человеческих лицах, и сейчас уверен: у вас внутри что-то сломалось.
— Оставь Дину в покое, — вмешалась Номи. — Лучше пойдем и поговорим, прежде чем ты начнешь задавать вопросы.
Гленда ослепительно улыбнулась отцу, а Гленн отвернулся, избегая его взгляда. Слегка похлопав меня по плечу, Колтон прошел следом за Номи в ее гостиную.
Как только за ними закрылась дверь, близнецы сделали вид, будто меня нет в комнате. Они склонились головами друг к другу и стали перешептываться, но не настолько тихо, чтобы я не могла их слышать.
— Не беспокойся, — мурлыкала Гленда. — Мы заставим Пандору отказаться от своей дурацкой затеи.
— Но как мы можем быть уверены… — начал Гленн.
Сестра нежно коснулась его руки, кивнув в мою сторону.
— Стены имеют уши, — сказала она, и они оба прыснули.
Никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой и униженной. Как только в моей голове созревал какой-нибудь план и мелькал слабый лучик надежды, все еще больше погружалось во мрак. Моей единственной надеждой оставался Кейт, который сегодня вечером должен был присутствовать у костра на вечеринке Пандоры. Я собиралась поймать мальчика и, преодолев его сопротивление, поговорить с ним. Возможно, в этом мне бы мог помочь Колтон, ведь он был его родным дедом… Но я понимала, что все будет зависеть от того, каким образом Номи введет его в курс дела. Я уже достаточно хорошо знала эту женщину, чтобы предполагать, что она постарается как можно больше смягчить происшедшее и оградить Колтона от лишних страданий.
Они отсутствовали недолго. Колтон вошел в гостиную первым и сразу подошел к Гленну.
— Не надо так смотреть на меня, мой мальчик, — мягко сказал он. — Номи рассказала мне об этом печальном происшествии, и я понимаю, что всем нам оно кажется трагическим. Но ты не должен отчаиваться. Думаешь, мне никогда не приходилось переживать подобное? Однажды я потерял в авиакатастрофе шесть портретов. И ты знаешь, что я сделал?
— Да, папа, мы знаем, — с нежностью посмотрев на отца, ответила за брата Гленда. — Ты много раз рассказывал нам об этом. Ты начал все сначала и постепенно восстановил каждую из этих картин. Это потребовало очень много времени, но в результате все они были написаны заново.
Колтон торжественно кивнул.
— И, как ни странно, они получились даже лучше, чем в первый раз!
Гленда мягко улыбнулась отцу.
— Но сейчас возникла совсем другая ситуация. Не думаю, что Гленн захочет работать с Диной во второй раз.
— Конечно, он сделает это! Нельзя же оставлять все как есть! — воскликнул Колтон и заглянул в глаза сыну. — Гленн…
— Нет, отец, — твердо произнес тот. Я еще не видела, чтобы он когда-нибудь разговаривал с отцом таким тоном. — Больше я не буду работать с Диной. У меня совсем другие планы. Я собираюсь вырезать еще одну головку Гленды — на этот раз из другого материала. У меня есть на примете отличное темное дерево, которое даст нужную текстуру и патину. Это будет гораздо интереснее головки из алебастра. Гленда всегда была моей лучшей моделью.
Гленн говорил с таким воодушевлением, что всем стало ясно — его снова охватил азарт. Именно так он выглядел, когда нашел меня в музее, вспомнилось мне, и когда работал над алебастровой головкой. Я поняла окончательно, что моя жизнь разбилась вместе с глыбой алебастра. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что я лишилась всего.
Гленда смотрела на брата с таким же воодушевлением, и в этот момент они выглядели настолько чудовищно похожими, что мне стало не по себе.
— А сидя перед Гленном в качестве модели, я тоже буду работать! — воскликнула она. — Я уже вижу, как нарисую его. Это и меня выведет из депрессии.
Колтон был доволен близнецами. Для этого человека, одержимого искусством, желание, несмотря ни на что, увидеть своих детей вернувшимися к работе было вполне естественным. В мою сторону он даже не посмотрел. Употребив выражение «несчастный случай» по поводу того, что произошло с алебастровой головкой, он на первый взгляд проявил снисходительность, но тем не менее всем своим видом давал понять, что считает меня виновной в этом. Так ему было проще.
Если бы мне не нужно было во что бы то ни стало найти Кейта, я не пошла бы на вечеринку в эту ночь. Но поскольку надежды на помощь Колтона рухнули окончательно, я вынуждена была использовать этот последний шанс оправдаться. Я не винила Номи в том, что она не акцентировала роль Гленды в этой истории. Скорее всего, мудрая женщина понимала, что едва ли Колтон принял бы мою неправдоподобную версию случившегося и поверил бы мне, а не своей дочери.
Итак, мне оставалось только пойти на вечеринку и сделать все от меня зависящее, чтобы поговорить с Кейтом. Это был последний и единственный шанс защититься от сестры моего мужа.
10
Когда елка была наряжена, близнецы, занимавшиеся этим с неуемным весельем, удалились работать в мансарду, горя желанием немедленно приступить к осуществлению своего двойного проекта. Я предложила Номи свою помощь в дальнейших приготовлениях к вечеринке, но она не стала меня слушать. Колтон в своем кабинете писал письма, и даже Джезебел ускользнула из дома погреться в ярких солнечных лучах.
Представленная самой себе, я тепло оделась, взяла бинокль Гленна и отправилась к Серым камням.
На этот раз я решила обследовать место, где скала раздваивалась, и поднялась туда. Надо мной возвышались скалы-близнецы. Словно Гленда и Гленн, сухо подумала я. Там, где одна из них уходила в небо, я обнаружила ведущие наверх ступеньки. Углубления, некоторые из которых были естественными, а другие — высеченными чьей-то рукой, оказались удобными для подъема. Осторожно преодолевая ступеньку за ступенькой, я поднялась на площадку, расположенную недалеко от вершины, и обнаружила там небольшую пещерку. Я забралась в нее и оказалась скрытой от окружающего мира каменными стенами. Никто не смог обнаружить бы меня здесь до тех пор, пока я сама не оповестила бы о своем присутствии.
Съежившись, как зверек, спрятавшийся в свою норку, я размышляла о своем затруднительном положении. Это был самый странный канун Рождества в моей жизни. Я не испытывала ничего похожего на предпраздничное настроение. Все мои ожидания умерли.
