Будь верен тем, кто существо твое хранит,Не трать себя, общаясь с теми,Кто безразличным холодом разитДуши твоей прекрасные порывы.Не обольщайся видимостью форм,Зри глубже, всматриваясь в корень,Чтоб грудкой праха, брошенною прочь,Не развалиться, не снискавши крылья.Когда, надломленный судьбой,Ты упадешь пред хладною могилой,Уже бессмысленно пытаться стать иным,Тем, кем ты мог, но стал листком унылым.Коренья силы из земли берут,Живительною силой набираясь.Зачем любовь, коль скоро от нееТы, увядая, тихо умираешь?
Последние две строчки меня озадачили. «Зачем любовь, коль скоро от нее ты, увядая, тихо умираешь?» Неужели моя любовь такая?
* * *
Наконец прибыл придворный в сопровождении семнадцати солдат и увез меня обратно в Джханси.
Странное чувство, когда хочешь быть одновременно в двух разных местах. Я уподобилась мореплавателю, который тоскует по земле в море и по морю – на земле. Мне было грустно, когда я целовала на прощание Ануджу и папу, но в то же время понимала: долг снова зовет меня на службу рани. А еще я соскучилась по моим дургаваси-приятельницам.
Я забралась на Шера, которому пришлось четыре недели простоять на конюшне у Шиваджи. Сестра протянула мне небольшую коробочку со сластями.
– Я приготовила ладду, – сказала она, – твою любимую.
– Спасибо, Ану, – поблагодарила я, прекрасно осознавая, что в следующий раз увижу сестру только на свадьбе. – Будь добра к пита-джи и слушайся дади-джи. Помнишь, что я тебе говорила?
Она кивнула.
– Я скоро приеду, – пообещала я.
Глава 14
Я разглядывала Джхалкари в теплом свете жаровни. За минувший месяц она исхудала и теперь выглядела не настолько похожей на рани. Во внутреннем убранстве дворца были видны перемены. Пока мы отсутствовали, по стенам зала рани развесили ковры, чтобы защитить дворец от холода. Пол был устлан еще более толстыми коврами из грубого войлока. Служанки поставили в комнату госпожи с дюжину жаровен. Дургаваси, разбившись на маленькие группки, сгрудились вокруг жаровен. Джхалкари и я уселись в дальнем углу зала, отделенные от остальных фонтаном, в котором теперь, в связи с приходом зимнего времени, не было воды.
– Где Кахини? – спросила я.
Глупышка, я все еще надеялась, что рани узнала правду и выгнала Кахини из дурга-дала.
Джхалкари, вернувшаяся за день до моего приезда, бросила на меня многозначительный взгляд.
– В покоях рани вместе с Сундари-джи.
– Значит, Сундари-джи так ничего и не сказала рани…
– А как она могла? Для подобного рода обвинений нужны доказательства. Без доказательств Сундари-джи рисковала потерять свою должность. Кахини это только бы порадовало. Случившееся уже стоило места лекарю рани. Когда госпожа спросила британского доктора Мак-Эгана о чуме, тот заявил, что ничего об этом не слышал. Рани тут же вызвала своего лекаря и потребовала сказать, где похоронены двое скончавшихся от чумы вестовых. Конечно, никаких вестовых на поверку не оказалось. Когда лекарь ничего вразумительного не смог объяснить, рани выгнала его за ложь.
Меня удивляло, что есть на свете люди, которые движутся по жизни, устраняя на своем пути все за исключением того, что представляет для них пользу. Утомляет ли Кахини постоянное разрушение? Не наводит ли все это на нее тоску? Даже Шива, Разрушитель Миров, сожалел о том, что пришлось испепелить Трипуру[80].
– В любом случае рани теперь не покинет своих покоев до самого рождения ребенка. Нас впускают к ней только тогда, когда госпожа сама пожелает лицезреть своих дургаваси.
– Она хоть знает, что мы вернулись?
Джхалкари несколько секунд молча смотрела на меня.
– Ты хочешь спросить, знает ли она о твоем возвращении? Лично меня госпоже лишний раз видеть незачем.
Уверена, что мои щеки стали цвета ткани моей ангаркхи, поэтому я спешно сменила тему разговора.
– А если родится девочка? – спросила я.
– Тсс, – строго шикнула на меня Джхалкари. – Даже вслух такого говорить нельзя. Родиться должен сын.
Тем же вечером рани вызвала меня к себе. Я надеялась встретиться с Арджуном, но двое мужчин на страже у двери, ведущей в покой рани, не были мне знакомы.