— Я ревновал из-за того, что он целует тебя, но… ты была такой милой, я решил, ты не можешь всерьез интересоваться им.
— Раз ты пришел к выводу, будто я собираюсь окрутить тебя, это логично. — Я быстро улыбнулась. — Ты правда подумал, что я сниму бюстгальтер?
Он вспыхнул:
— Нет. Я осознал свою ошибку, прежде чем ты признала, что являешься секретным агентом Шотландской национальной партии.
Я провела пальцем по его напряженному подбородку:
— И ты все еще немного злишься на меня за то, что я посмеялась над тобой?
— Не на тебя. На тебя никогда. — Он схватил меня за руку и поцеловал мою ладонь. — На себя — очень. То, что я натворил тем вечером, непростительно. И поэтому ты не хочешь выходить за меня замуж.
— Чепуха! Внешне, должно быть, все выглядело, словно я пытаюсь тебя заарканить. А ты наверняка сталкивался с подобным раньше. Как сказал Басси: «Не обязательно любить человека, чтобы понять, что он легкая добыча». Так или иначе, ты все прояснил тем вечером, когда сделал мне предложение. Полагаю, Катриона рассказала тебе, что происходит? Я хочу поблагодарить тебя…
— Только попробуй, Аликс, и я жутко рассержусь! К слову, хотя с моей стороны это и был чертовски продуманный риск, он заключался не в том, о чем ты подумала. Единственный риск, беспокоивший меня, это вероятность того, что ты задашь мне тот самый вопрос, который ты и задала. К твоему сведению, — сказал он нетвердым голосом, — ни тогда… ни сейчас хладнокровия нет. Так как чудом мое предположение насчет причины отказа оказалось ошибочным, почему ты не хочешь выйти за меня?
— Потому что я не подхожу для роли твоей жены. Я буду плохой женой. Я не могу так с тобой поступить.
— Нет, — возразил Чарльз, — не можешь. Но могу я поинтересоваться, почему ты будешь плохой женой?
Я пребывала в нерешительности:
— Тебе это не понравится…
— Продолжай, любимая.
— Чарльз, у тебя слишком много денег. Ты воспринимаешь их как должное, ведь они были у тебя всегда, поэтому я не могу рассчитывать на то, что ты поймешь, какой сокрушительный эффект они на меня оказывают.
— Так же, как ты всегда воспринимала как должное волосы, напоминающие золото, неописуемо красивые темно-голубые глаза, кожу, такую же волнующе мягкую, как я уже давно подозревал, и самые потрясающие женские ноги из всех, что я когда-либо видел. Я тебя понял. И…
Я покраснела:
— Чарльз, я серьезно…
— Я тоже, Аликс. Так что ты хотела сказать?
— С этими деньгами у твоей жены будет беззаботная жизнь. Что превосходно. Для подходящей девушки. Но не для меня. Если я не буду работать, если мне придется перечеркнуть пять с половиной лет учебы, даже ради тебя, я сойду с ума от раздражения и обиды. Нет смысла обманывать тебя. Более того, я считаю, будет настоящим преступлением вводить тебя в заблуждение, что меня вполне устроит роль декоративной маленькой леди среди кастрюлек. Я не буду страдать молча. А ты, дорогой, не согласишься терпеть мое брюзжание. Да, месяц или чуть больше мы продержимся, — добавила я грустно, — но потом будем ссориться утром, днем и ночью… пока я не сбегу, а ты не останешься благодарить небеса. Мне ненавистно говорить это, и мне будет страшно тяжело уходить от тебя, но лучше я уйду сейчас, с любовью в сердце, чем потом, с синдромом «Слава богу, все закончилось».
— Последнее было бы неприятно, — согласился он мягко. — Есть только одна крохотная деталь, на которую я хотел бы обратить твое внимание. Я прошу тебя заключить новый договор, а не разорвать существующий. Или ты пребываешь в плену заблуждения, будто я хочу жениться на тебе после того, как ты поработаешь год в Инвернессе?
— Но тебе же не нужна работающая жена?
— Следуя твоей логике, а нужна ли мне работа? А Катрионе? Нам надо бросить все и только предаваться развлечениям?
— Нет, но…
— Мы работаем не ради денег. А ты?
— Разумеется.
— Ты трудишься медсестрой ради зарплаты? И она хорошая?
— Ты знаешь, что заработок отвратительный.
— В таком случае, если для тебя так важны деньги, почему ты — медсестра? И раз они так важны, должен предупредить, если ты выйдешь за меня замуж, твоя зарплата растворится в моих налогах. Как ты смотришь на то, чтобы поработать ради любви к делу?
— Ты правда не против?
— Не только не против. Меня бы очень встревожило, если бы ты решила уйти с работы. Я знаю, некоторые медсестры рассматривают учебу как полезное, но временное занятие до замужества. Однако среди них редко встречаются настоящие профессионалы, как вы с Катрионой. Поэтому вам обеим очень не понравится выражение «преданные своему делу». Но так как вы обе именно такие, любой мужчина, который не считается с этим, напрашивается на неприятности.
— Ты понимаешь! Я не думала, что ты можешь понять. — Я вспомнила об утреннем разговоре с Катрионой. — Она упомянула, что у нее не вышло получить благословение родителей без твоей помощи. Молю Бога, чтобы у Робби был такой же настрой, как у тебя.
— Сможешь поженить эту парочку сегодня, Аликс?
Я улыбнулась:
— Прости.
— Извинения не нужны. Надеюсь, я избавлен от отвратительной перспективы возвращаться в дом, где живет декоративная маленькая женщина среди кастрюлек? Но если тебя все еще беспокоят ссоры… Утром и днем мы будем на работе. Вместе нам удастся побыть иногда на выходных и, конечно, по ночам. — Блеск его глаз контрастировал с будничностью тона. — Признаю, у нас были сложности с общением при помощи слов, но теперь… ты правда боишься, что мы будем ссориться ночью?
Мое сердце вело себя столь же странно, как и его.
— Доктор Линси, вы плетете вокруг меня словесную паутину.
— Мисс Херст, я еще не закончил. Мне в голову пришла довольно приятная мысль. Хочу услышать твое мнение. Если ты попросишь мисс Брюс помочь тебе устроиться на работу в Эдинбурге вместо Инвернесса на этот год, тебе надо будет всего лишь переехать на один этаж вверх. Естественно, если мисс не сможет, мы все равно поженимся так скоро, как тебе и твоим родителям будет удобно, и я буду ездить в Инвернесс на выходные. Но… разве тебе не нравится Эдинбург?
— Ты знаешь, что я люблю и его, и тебя! Когда ты говоришь, все представляется таким замечательным и таким простым! Но на деле… Я боюсь. Ты будешь только отдавать, а я только брать. Слишком односторонне.
— Вроде этого? — Он взял мою руку и закрыл ею свой правый глаз. — Да, я был бы обречен провести остаток жизни с односторонним зрением, если бы ты не вынула осколок.
— Прошу, не надо! — Я отдернула руку. — У меня он до сих пор стоит перед глазами. У меня фотографическая память на травмы…
— А травмы глаза вызывают у тебя буквально рвотную реакцию. Поэтому я не особенно говорил о своей с тех пор, как Катриона мне рассказала. Она призналась, тебе было действительно плохо тем вечером. Даже описать не могу, как на меня подействовала эта новость.
