Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Атаман с досады так ударил кулаком по столу, что перевернул кринку с водой, которая, упав на пол, разбилась на мелкие кусочки.
— Ладно, добрый человек, ступай себе с богом, ты свое дело сделал. Дальше мо-им хлопцам работенка будет. Пусть в Чигирин съездят, разомнутся маленько. А то засиделись, словно малые дети на печи.
Встав пораньше, чтобы застать Богдана на месте, Добродумов направился к центру Коша. По дороге он заметил казака, одна нога которого была прикована железной цепью к гармате. Внешний вид несчастного поразил уже ко всему привычного Иллариона. Шаровары и сорочка казака настолько износились, что расползались при малейшем движении. Кроме этого ветхого тряпья, на нем был только шнурок с медным крестом. Казак смотрел на Добродумова безразличным взглядом. Илларион знал, что так на Сечи наказывают за мелкие провинности перед побратимами, обычно за денежные долги.
— За что тебя так? — не удержался он от вопроса.
— За дело, тебе то что? Ступай своей дорогой, — слабым голосом, но с достоинством ответил тот.
— Так ты здесь уже больше недели сидишь. Скоро в поход — один останешься.
— Ничего. Ежели что, я догоню, — ответил казак и попытался плюнуть Добродумову под ноги, но попытка оказалась неудачной. Жажда настолько замучила его, что он еле ворочал языком.
Добродумов достал несколько монет из пояса:
— Давай я за тебя долг заплачу. Нам такие лыцари в походе нужны.
— Спрячь, божий человек, свои денежки. Никому я не должен. Василь Люлька чист перед Господом и братчиками, как роса небесная. Я себя сам приковал. Еще дня два-три выдюжить надо. Ничё, стерплю. Прощаюсь я… — казак замялся, но, увидев живой интерес в глазах паломника, продолжил: — Уж больно я горилку люблю. Как встречусь с ней, расстаться не могу. Сам говоришь: скоро в поход. А какой из меня вояка, ежели саблю пропил, пистоль пропил, сапоги пропил. Хорошо хоть коня у меня никогда не было, а то помер бы… Вот и приковал я себя к гармате, чтобы прощаться с оковытой было легче, будь она неладна…
Добродумов уже по-другому, с уважением, посмотрел на страдающего казарлюгу и в который раз подумал о том, что пора казацкому воинству выступать в поход. Иначе перегорит огонь ненависти в груди не только у Богдана, но и у таких вот простых вояк, как этот вроде бы неказистый и довольно жалкий с виду Василь Люлька.
Подходя к канцелярии, Добродумов обратил внимание на четырех казаков, которые не спеша снимали седла со своих коней.
Это были люди Максима Кривоноса, которые сопровождали полковника Кричевского в Чигирин. «Быстро же они обернулись», — подумал Илларион, входя в просторное помещение сечевой канцелярии.
В комнате было шумно. Около десятка казацких старшин и сотников пытались одновременно в чем-то убедить друг друга. Из всех Добродумов знал только Богуна и Кривоноса. Ну и, конечно, Богдана.
Богдан… Мельком глянув на Хмельницкого, Илларион не узнал его. Побледневшее лицо атамана больше напоминало гипсовую маску. Его застывший взгляд был растерянным и опустошенным. Но больше всего Иллариона поразило другое: опираясь руками о дубовую столешницу канцелярского стола, Богдан то сжимал, то разжимал кулаки. Одному Богу известно, кого сейчас держали эти руки… Побелевшие от напряжения пальцы и вздувшиеся на руках вены говорили о том, что пощады врагам не будет.
Добродумов с трудом протолкался к Богуну, который, как и другие казаки, продолжал что-то доказывать двум сотникам своего полка.
— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — обращаясь к полковнику, прокричал Илларион.
Заметив Добродумова, Богун направился к выходу. Илларион догнал его на крыльце.
— Тут такое дело, — неторопливо и уже нормальным голосом рассказал он Добродумову, — сегодня под утро вернулись хлопцы Кривоноса, которые сопровождали Кричевского в Чигирин. Беда там. Пропал пан полковник. Пошел на доклад к старой лисе Потоцкому и домой не вернулся. Ну да это ладно, он за себя постоять умеет, даст бог, объявится. Тут другое… В покоях дома Чаплинского нашли нашу Мотрону…
— Что ее искать, — не выдержал Добродумов, — я сам с ней недавно виделся. И именно там.
— Так-то оно так, — опять начал вслух размышлять Богун, — только нашли ее со шнурком на шее. Нет больше Мотроны…
«Со шнурком на шее… Вот, значит, как…» — Илларион живо представил себе эту картину. Тело Гелены лежит поперек кровати. Длинные рыжеватые локоны волос разметались по белоснежным простыням. Тонкие пальцы правой руки пытаются сорвать с шеи черный шнурок.
Добродумову хорошо был известен такой способ казни, когда приговоренному к смерти на блюде подносился черный шнурок. Приговор, как правило, приводился в исполнение тут же.
— Тпру-у-у! Стоять, холера ясная, — вывел Иллариона из раздумий голос одного из казаков, который пучком соломы вытирал бока своему жеребцу.
Он был из тех, кто, едва не загнав лошадей, принес из Чигирина новости, которые до сих пор обсуждались в канцелярии. Было видно, что эти казаки, ухаживая за лошадьми, внимательно прислушивались к беседе Богуна с Добродумовым. Посмотрев на них, Илларион понял, что Кривонос сдержал свое слово и позволил своим «малым деткам слезть с печи и размяться».
* * *
Мотрона никогда не была в Варшаве. Но она так хотела увидеть этот город.
— Вот подрастешь, солнце мое ненаглядное, — говорил отец, обращаясь к дочери, — приедет за тобой самый гоноровый во всей округе шляхтич, в карете с позолотой, с перьями в шляпе, и заберет тебя, моя красавица, аж до самой Варшавы.
С тех пор много воды утекло. Не стало самого близкого на свете человека. Из родных стен она перебралась в дом пожилого, но доброго друга отца. Мотрона выросла… И все это время она вспоминала слова отца о принце, который непременно увезет ее в Варшаву.
Данило Чаплинский принцем никогда не был. Этого маленького, с небольшим животиком человечка даже красивым назвать было трудно. Но он пообещал забрать ее в Варшаву. Точнее, не он, а его помощник — Ян Мисловский.
— Запомни, Гелена, — говорил он, пристально глядя девушке в глаза, — твое будущее зависит от тебя самой. Чтобы увидеть Варшаву, нужно немного постараться и кое-что сделать. Не отталкивай Богдана, говори ему, что любишь его, что жить без него не можешь. Сделай так, чтобы гетман приехал к тебе сюда, в этот дом.
Но вместо Богдана приехал красивый молодой человек с обходительными манерами и нежными руками. Это Мисловский посоветовал Гелене встретиться с Добродумовым в доме. Даже когда они с Илларионом целовали друг друга в постели, «часовщик» находился в соседней комнате. Заманив Добродумова в западню и поняв, что ничего от него не добьется, Мисловский приказал Гелене развязать пленника и помочь ему выбраться из замка. Не понимая, что задумал помощник Чаплинского, девушка сделала все так, как он приказал. Она была даже рада, что помогает Добродумову покинуть дом. Чем-то этот молодой человек ей нравился. Как жаль, что он не шляхтич и родом не из Варшавы…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
