Это разозлило его.
– Заткнись, Джоли. Ты не знаешь, о чем говоришь.
Эгоистичная? Она?
Та, которая изливала весь свой энтузиазм и ощущение чуда на все, что бы он ни делал. Отдавала свое тело – о, как она отдавала его! Готовила ему ужин. И завтрак. Потому что хотела это делать. Ездила из Парижа в Sainte-Mère и обратно, чтобы удовлетворить двух безумно жадных мужчин.
Он смотрел на омлет. Неужели все остальные люди в ее жизни были эгоистами куда большими, чем он? И заставили ее считать, что эгоистичной была именно она?
– Ты и вправду ешь это на завтрак, когда живешь в Штатах? – спросил он, чтобы уйти от собственных мыслей. – Яйца? Я мог бы привыкнуть к ним. – Putain. Не мог прикусить себе язык? Конечно, он еще как мог привыкнуть к ним. В этом и заключалась его чертова проблема. Он мог бы очень легко привыкнуть, а она очень легко могла упорхнуть и даже не заметить, как рухнет его мир, когда исчезнет центр этого мира.
Но может быть, это и была ее защита от поглощенных собой людей – ее способность расставаться с ними.
А может быть, ее отец так сильно давит на ее жизнь, что она не может выносить никого другого? Поэтому отец всегда побеждает?
Или, может быть, – всего лишь может быть, – она так же цепляется за мысль, что способна бросить любого, как женщина цепляется за спасательный жилет, пытаясь пересечь Ниагарский водопад, потому что этот жилет дает ей уверенность, хотя и не может сделать ничего существенного. Ему захотелось, чтобы спасательный жилет был и у него.
Глаза Джоли мерцали, и она внимательно посмотрела на него, затем перевела взгляд на то, что делала теперь. Она ставила на стол американские блинчики, смеясь, дразня его, что он привыкнет к американскому завтраку, – привыкнет к американскому завтраку! – и каждый раз, когда она переворачивала очередной блинчик, подбрасывая его точным быстрым движением сковороды, он чувствовал, будто и его сердце тоже оказывается в воздухе в свободном падении.
Он задерживал дыхание каждый раз, когда сковородка оказывалась точно под летящим, кружащимся блином и ловила его. И затем медленно выдыхал, чувствуя странное успокоение от негромкого звука, когда блинчик шлепался на сковородку. Джоли очень ловко ловила вращающиеся, свободно падающие предметы. Ни один блинчик не оказался на чертовом полу.
Он не мог поверить, что ищет благоприятные знаки в том, что она умеет переворачивать блинчики!
– Я хотела сказать, что я довольно эгоистична, но…
– Ты когда-нибудь перестанешь повторять это? Merde.
– Мне кажется, что другие женщины, с которыми ты встречался, были теми еще штучками. Они когда-нибудь смотрели на что-нибудь, кроме своего отражения в зеркале? Я хочу сказать, ты, наверное, потому хватался за них, что они были хорошенькими, а ты любишь отдавать себя людям, и они с радостью позволяли тебе это делать, ничего не давая взамен. – Она с громким стуком поставила сковородку на плиту. – И даже не пошевельнув пальцем, – пробормотала она.
Он уставился на нее, внезапно подумав, не инопланетянка ли она. Вдруг ее перенесли на Землю с какой-то чужой планеты? Может быть, надо проверить в Интернете, как выглядит человек по имени Джоли Манон?
– Я же Габриэль Деланж. Вполне естественно, они считали, что готовить буду я.
Не делал ли он раньше то же самое, что и Мэтт, то есть встречался с женщинами, которые не умели видеть его, но хотели, чтобы видели только их.
Какое же везение, что он встретил ее! Она видела его. Она все время смотрела прямо на него и улыбалась тому, что видела. О господи! Но как же ему страшно!
– В самом деле? Им никогда не приходило в голову, что ты можешь устать после тринадцати часов беспощадной физической работы? Или что ты голоден? Ведь известно же, как сгорают калории при такой работе.
А ведь она разозлилась, понял он с удивлением. Так же сильно, как разозлился он, когда она обозвала себя эгоисткой.
– Почему же тебя бросают, Габриэль? Скажи правду. Иная красотка может стать стервой только потому, что ты не пригласил ее выпить. Хотя и не мог пригласить, потому что в твой ресторан прилетал на вертолете президент Франции, чтобы поужинать вместе с лидерами половины свободного мира, и тебе нужно было работать, и для тебя это сказочный вечер, о каком ты мог только мечтать. Ведь этому ты и посвятил всю свою жизнь. А той красотке просто хочется, чтобы ты все это взял да и бросил. Потому что она, видите ли, не может понять, как можно провести вечер за чтением какой-нибудь чертовой книги или уговорить подруг придумать что-то в понедельник вечером самим, без парней.
Габриэль с удивлением посмотрел на нее. Ничего себе. Она набралась кухонного языка гораздо больше, чем можно было от нее ожидать. А ведь она всегда находилась за стеклянными стенами офиса своего отца.
Свое мироощущение она тоже довольно ясно выразила.
– Я, ммм…
– Ешь свои блинчики, – сказала она, сдвигая очередной золотистый блинчик со сковородки ему на тарелку. – Еще нужно, чтобы в этой квартире всегда был кленовый сироп. Я куплю его в La Grande Épicérie[94], когда буду в Париже.
Неужели она хочет привезти в его квартиру то, чем будет пользоваться еще долгое время?
Женщины, с которыми он встречался раньше, оставляли после себя только средства для ухода за волосами. И если много месяцев спустя после того, как она бросит его, он обнаружит бутылки кленового сиропа в своих шкафах и вспомнит это утро… Как он сможет выжить?
Джоли подвинула к нему горшочек розмаринового меда вместо кленового сиропа и села напротив со своим собственным блинчиком, всего одним, и порцией омлета, маленькой по сравнению с его огромной порцией, предназначенной для оголодавшего мужчины. Она встретилась с ним взглядом, и ее глаза были такими яркими и теплыми, что он тихонько вздохнул от отчаяния. Может быть, пришельцы прислали ее, чтобы окончательно уничтожить его?
– Раз уж мы заговорили о вечере понедельника, я поговорил с Леей, – отчитался он. – Она сказала, что им очень хочется приехать.
Джоли выглядела очень довольной – всего секунду, – а потом внезапно сообразила что-то и закрыла рот рукой, а глаза ее округлились.
– О нет… Я буду готовить обед для Даниэля Лорье?
Вообще-то Габриэль вроде как надеялся, что готовить будет он, а Джоли будет накрывать на стол. А может быть, они могли бы готовить вместе. Это так чертовски привлекательно. Однако… Минуточку. Он напрягся.
– Ты готовишь обед для меня. Почему тебя должен волновать Даниэль Лорье?
– Потому что если я испорчу его еду, то не смогу искупить это великолепным сексом, – сокрушенно сказала она. И звонко рассмеялась.
Да уж. Если у него не получится убедить ее, что его сердце стоит того, чтобы за него держаться, то когда она вырвет его, выбросит и уйдет, у него в груди останется адски ужасная огромная чертова дыра.
