Она поняла, что Фортуни играл для другого века и, сколько бы она ни старалась отождествить себя с этим веком, это было не ее время. Она была не права, когда полагала, что родилась не в том месте и не в то время. Век Фортуни был веком мрачных, далеких, всевидящих титанов, как нельзя более ему созвучных; его мертвой мифологией Люси пропиталась, сама того не зная, как в детстве — волшебными сказками. Но Фортуни ушел, воцарился ее собственный век, и он дожидался разгадки, истолкования. Боги, те самые всевидящие существа, дышавшие только самым разреженным воздухом, в которых она так страстно стремилась поверить, умерли. Ведь если ты когда-то разделял вечернюю трапезу с богами, слышал, как они говорят на незнакомых языках, а затем видел, как они теряют из-за тебя голову, как распадаются у тебя на глазах, оттого что ты уже в них не веришь, то им не остается ничего иного, как умереть. И нет ничего печальней на свете, чем видеть, как уходит то, без чего ты когда-то не мог жить.
Да, они ушли, но не прежде, чем одарить своим умением тех счастливцев, что способны его воспринять. Она вновь поблагодарила про себя Фортуни, но так, чтобы внушить ему, что она найдет собственную дорогу. Ей даже представился его кивок — кивок, которого столь многие дожидались, а удостаивались совсем немногие. Да, теперь его дары в надежных руках. Она примет его даяние — его секреты и маленькие хитрости, и сделает именно то, чего он всегда от нее ожидал: она использует их. Все прочее было бы предательством, ибо только так игра Фортуни всегда будет различима сквозь игру Люси, и — вместе — они будут жить дальше. Отец, проговорила она про себя, отец, теперь я оставляю тебя, но возьму тебя с собой. Ты уходишь, ты здесь. Я ничего не вешу, притяни меня своим весом обратно к земле.
Прошлое и будущее. Она раскачивалась, как былинка. Но сколько бы она ни колебалась на острие бритвы между тем и другим, она понимала, что наступил ее век, и не сомневалась в том, что Фортуни при всех своих достижениях, теперь кивнул бы ей, давая понять, что его дары в надежных руках, и в эту самую минуту позавидовал бы Люси, стоящей перед светофором на пороге необъятного будущего.
