Когда мы проснулись, солнце уже село. Заняться было нечем. Техника не работала, связь с континентом отсутствовала. Стараясь найти себе хоть какую-то работу, я пошла в лабораторию и взялась за отчет, который давным-давно просил подготовить Феликс. Хотелось отвлечься от мрачных мыслей. Перспективы у нас были не самые радужные. Пока спохватятся и пришлют за нами группу спасателей, пройдет по меньшей мере неделя. Но в Центре произошли серьезные перемены: пока они уладят свои собственные дела, может пройти гораздо больше времени.
Постепенно в лабораторию подтягивались сонные коллеги. Даже военные, предпочитающие держаться где-то в сторонке от нас, спросили, можно ли зайти.
Феликс сидел за компьютером чернее тучи. От него ждали каких-то слов, разъяснений, да хоть какой-то реакции, но он молчал.
Чтобы немного разрядить обстановку, Ира заварила чай и принесла его прямо в лабораторию.
— Чего молчим? Давайте поговорим хоть о чем-нибудь, — предложила Ира и пригласила всех за стол, освободив его от пробирок и вороха бумаг.
От чая никто не отказался. Через минуту на столе остался только один стаканчик. Ира недоуменно посмотрела на него и спросила:
— А кого нет?
— Славика, — ответил один из охранников.
— А почему он не пришел? Ему плохо?
— Он спит еще, — ответила Смольская, — пусть спит. Может, легче станет.
Мало-помалу беседа клеилась. Но тему сломанной аппаратуры и нашего нынешнего положения никто не трогал. И так все было понятно. Говорили о чем угодно: о своих семьях, оставшихся на «большой земле», о прошлых достижениях и провалах, о политике и науке. Порываев младший даже пытался шутить. Впервые за последние три недели мы собрались все вместе за одним столом. Наверное, и правда, ничто так не сближает людей как общие проблемы.
Незаметно время перевалило за полночь. Одинокий стаканчик с уже остывшим чаем, покрылся тонкой коричневой пленкой.
— Пойду, проверю нашего больного, — встала с кресла Смольская, — что-то он долго не встает.
Вернулась Смольская через пару минут. С искаженным лицом и вся в слезах. Зажав рот рукой, она тихонько всхлипывала — у нее начиналась истерика.
— Мертвый, — еле выдавила она. — Точно так же, как Бен.
Все тут же сорвали с мест и бросились к комнате, где спал охранник. Тошнотворный запах рвоты ударил в нос. Славик, раскинув руки, лежал на кровати. Если бы не мокрая одежда и этот ужасный запах, можно было подумать, что он просто спит.
Феликс осторожно пощупал у него пульс, повернулся к нам и сказал:
— Кто-нибудь еще чувствует себя плохо? Похоже, у нас большие проблемы…
— Что с ним? – спросил Карпов, держась за свой огромный живот.
— Что-что! Мертв. Ты что, сам не видишь?
— Почему мертв?
Вместо ответа Феликс встал, вытер руки о край простыни и сказал Ире:
— Возьми анализы. И на всякий случай надень защитный костюм.
— А что толку! Оборудование все равно не работает. Что мне с этими анализами делать?
— Выполняй. Остальные сейчас же должны пройти через кабину дезинфекции. Собираемся в лаборатории через час.
Уговаривать никого не пришлось. По испуганным лицам коллег было понятно, что они пройдут хоть босиком по раскаленным углям, лишь бы избежать такой смрадной кончины. Теперь уже было очевидно, что смерть Бена – не несчастный случай. Всего за сутки умер еще один крепкий и здоровый мужчина. И мы не знали, почему.
Через час, пойдя через кабину дезинфекции и полностью переодевшись, мы снова собрались в лаборатории. Кожа после дезраствора зудела, все то и дело чесались и не могли усидеть на месте.
— Итак, — начал Феликс, — давайте соберем все факты воедино. Мы потеряли двух человек. У обоих схожая симптоматика и оба скоропостижно скончались. Это может означать, что мы подцепили какую-то заразу. Алла Федоровна, напомните, на что оба жаловались?
Смольская немного успокоилась и только красные опухшие от слез глаза и нервное раскачивание выдавали недавнюю истерику.
— У них была повышена температура. Оба жаловались на боли в животе, сухость во рту и головокружение, — ответила она глухим голосом.
— Так, это уже кое-что. Во-первых, всем нужно измерить температуру. Кто еще чувствует недомогание и похожие симптомы?
Карпов неуверенно поднял руку. За ним – еще двое охранников и тихо всхлипнула лаборантка.
— Понятно, — мрачно ответил Феликс. – Что у нас с анализами?
— Ничего. Пока у меня не будет хотя бы микроскопа, я ничего не могу сделать, — ответила Ира.
Феликс снял очки, сжал голову руками и закрыл глаза. Когда он так делал, мне становилось страшно. Его напряженное молчание и задумчивые глаза – не самое оптимистичное сочетание.
— Так что же делать? – начал паниковать Карпов. – Надо срочно связываться с Центром и вызывать помощь! Я чувствую, что мне плохо. Вдруг у меня то же самое, что у этих двоих? Я не хочу умирать! Феликс, чего ты молчишь?
— Не надо паниковать, — старший Порываев прервал Карпова. — Сейчас лучше действовать по плану. Сначала нужно изолировать тех, кто чувствует недомогание.
— Что значит изолировать? – заорал Карпов.
— Это значит изолировать, — спокойно ответил Порываев, хоть и было видно, что это спокойствие дается ему нелегко. – Просто ограничить общение с теми, кто здоров, и пару дней пожить в отдельном боксе.
— Я не хочу сидеть в боксе!
— Я вам составлю компанию, мне тоже что-то нехорошо.
Младший Порываев с тревогой посмотрел на отца.
— Так, уже пятеро, — с ужасом констатировала Смольская.
Было решено изолировать их в отдельном блоке. Для этого пришлось убрать перегородку между двумя комнатами и перенести туда кровати. Наша лаборатория стала похожа на госпиталь.
Сначала все было более-менее спокойно. Особого веселья в боксе не наблюдалось, но коллеги общались, нормально ели. Ближе к ночи у Карпова и лаборантки поднялась температура. Смольская, одетая в защитный костюм, бегала вокруг больных и не знала, что делать.
Утро началось со страшной новости. Лаборантка и один из охранников скончались ночью. Карпов и второй охранник не приходили в себя, но были еще живы.
Старейшина, узнав от Амади о произошедшем, приказал своим людям вырыть на кладбище две могилы. Феликс, младший Порываев и наш техник сами понесли трупы на кладбище, запретив их сопровождать.
Когда они, грязные и замученные, вернулись с кладбища, снова нужно было отправляться туда. Скончался Карпов.
Места умерших в изоляторе тут же заняли другие.
* * *
Три ужасных дня и три кошмарные ночи. Нас осталось пятеро – я, Феликс, Ира, Смольская, младший Порываев.
