Он, схватившись руками за живот, упал на колени. Его лицо исказила гримаса боли и ужаса. Одежда была мокрой, от него сильно несло рвотой.
— Help me, — простонал Бен, как в дешевых фильмах ужасов, и рухнул лицом вниз.
К нему тут же бросились коллеги. Феликс перепрыгнул через низкий стол, но неосторожно зацепился за край. Загрохотали чашки, миски, еда разлетелась по земле.
Растолкав оцепеневших жителей деревни, я с трудом пробилась к коллегам, Феликс сидел на корточках возле Бена и держался руками за голову.
— Умер? — прошептала Смольская.
— Быстро в лабораторию его! – скомандовал старший Порываев.
Охранники подхватили обмякшее тело Бена и бегом понеслись в лабораторию.
Спасти Бена не удалось. Было слишком поздно.
* * *
Сказать, что все мы были оглушены внезапной смертью Бена, значит, не сказать ничего. До утра ни один из нас не сомкнул глаз. Феликс с техником терзали систему спутниковой связи, чтобы срочно сообщить о произошедшем на материк. Но все безуспешно. Смерть одного из членов экспедиции, да еще при невыясненных обстоятельствах – это катастрофа. Мы уже морально готовились к долгому расследованию, суду и международному скандалу. В секретной экспедиции погиб американский наблюдатель. Что может быть хуже?
Мы не знали, что делать с телом несчастного Бена. Холодильные камеры попросту не работали, а сохранить тело для экспертизы в условиях невыносимой жары было невозможно. Мы могли обработать его консервирующим реагентом и попытаться найти прохладное помещение, но количество реагента не было рассчитано для консервирования человека. Старший Порываев брал его с собой для других целей: прихватить для исследований пару лягушек, козявок или еще какую-нибудь мелкую живность.
Выход один – похороны. По-старинке, в землю. Оставался шанс на эксгумацию тела.
Ира взяла все необходимые анализы, но опять-таки исследовать их на месте было невозможно. Она поместили пробирки в последний работающий криоконтейнер.
Рано утром, еще на рассвете, старейшина пришел в лабораторию, взял с собой наших охранников. Нужно было поторопиться с похоронами и как можно скорее выкопать могилу. Всего за несколько часов тело Бена покрылось трупными пятнами и начало разлагаться.
Сестра Амади принесла большой белый саван для похорон. Кое-как мы отмыли тело Бена от рвоты, переодели в чистую одежду и завернули в саван.
Через два часа с кладбища вернулся один из охранников. Он почувствовал себя плохо и его отправили обратно в лабораторию. Выглядел он немного вялым, жаловался на тошноту, но возиться с ним было некогда. Смольская на всякий случай сделала ему инъекцию антибиотиков и запретила появляться на солнце: парень был рыжим и уже один раз перенес солнечный удар.
Порываев младший и Карпов взяли носилки с телом Бена, и все мы отправились на кладбище. Путь был недолгим – чуть больше километра, но под припекающим солнцем, да еще в компании с трупом дорога казалась мне вечной.
Деревенское кладбище располагалось прямо посреди джунглей. Небольшой расчищенный периметр был похож на каменный город лилипутов. Вместо холмиков и надгробий на могилах громоздились каменные плиты, сложенные одна на другую домиком. Получалось что-то вроде низких склепов, но без входа.
Яма была уже вырыта. Рядом, опираясь на лопаты, стояли вспотевшие охранники. На солнце жарились несколько африканок в длинных белых одеждах. Чуть поодаль от могилы собралось еще с десяток людей из деревни: может, просто поглазеть, а может, их не оставила равнодушными внезапная смерть, да еще в разгар веселья. Среди людей я заметила Даду. И зачем она пришла?
Долго возиться не стали. На длинных веревках опустили тело в яму и встали вокруг могилы. Как оказалось, мы не очень-то представляли, что делать дальше. На погребении если кто-то и присутствовал, то давным-давно, еще в детстве. В Европе давно не хоронили людей вот так, в землю. Кремация, коробочка пепла – и делай с ней, что хочешь. Если вообще заберешь. Обычно не забирали.
Просто засыпать труп землей было кощунством. Феликс, как руководитель экспедиции, сказал пару неловких слов, что-то вроде: «Жаль, что так все вышло. Спи спокойно. Пусть земля тебе будет пухом». Остальные молчали. А что было сказать? Мы не знали Бена. Даже во время экспедиции он был не очень-то общителен: держал язык за зубами, улыбался дежурной улыбкой, если к нему обращались, и все время что-то записывал, снимал, помечал.
Женщины в белых одеждах тихо подошли к могиле, бросили на саван цветы и, как по взмаху дирижерской палочки, зарыдали. Да так отчаянно, с надрывом в голосе, что у меня самой защипало в носу, и навернулись слезы.
— Так положено, — пояснил Амади, увидев растерянность на наших лицах. — Умерших нужно провожать плачем. Иначе дух вернется и будет творить зло.
Женщины рыдали долго. По-настоящему заливались слезами. От этих стенаний джунгли затихли. Мне было безумно жаль Бена. Я могла оказаться на его месте. Любой из нас. Никто не был застрахован, даже не смотря на то, что подписаны документы о нашей безопасности. И кому сейчас эти бумажки нужны? Разве что родственникам, которые получат солидную компенсацию за смерть Бена.
Через несколько минут плакали уже все. Ира и Смольская открыто, остальные прятали слезы.
Как внезапно началось оплакивание, так же внезапно и закончилось. Африканки, затянув какую-то грустную песню, ушли с кладбища. К могиле подошел староста деревни и бросил первую горсть земли на саван, усыпанный цветами. Мы проделали тоже самое, и только потом охранники снова взялись за лопаты.
Работа подходила к концу. Мужчины, что топтались неподалеку, ушли в сторону джунглей и вернулись, волоча тяжеленные каменные плиты. Еще с час провозились с установкой такого же «домика» над могилой Бена, как на соседних захоронениях.
— Это чтоб дикие звери ночью не выкопали, — объяснил Амади.
— Так тело ж на два метра в земле! – всхлипнула Ира.
— Все равно вырыть могут. Сейчас жара, еды мало.
Ирочка снова залилась слезами.
Когда солнце зависло в зените, мы вернулись обратно в деревню. Наш вояка, который утром жаловался на недомогание, лежал в бреду. Смольская и Феликс тут же бросились к нему. Температура больного повысилась до сорока градусов, его сильно знобило. Лицо, покрытое испариной, было мертвенно бледным, губы посинели.
Как назло под рукой у нас остались только самые примитивные приборы. Остальная техника стояла мертвым грузом, ни на что не годная.
Благодаря нашим усилиям охраннику стало немного легче. Он пришел в себя, температура спала. Ира предположила, что это тропическая лихорадка, которую скорее всего они подцепили в соседнем поселении. Но наверняка мы не знали. Это могло быть что угодно – начиная от москитной лихорадки и заканчивая вообще неизвестной нам болезнью.
Невыносимая жара доконала нас окончательно. После бессонной ночи и похорон сил совсем не осталось. Пообедав, все отправились на боковую.
