— Да, — сказала Дора, с трудом владея собой. — Расскажи мне.
— Ну, мисс Холмс говорила о том, как она одинока. Ее слова вызывали жалость. А в это время кеб ехал по темной улице. И я не выдержал, поцеловал ее. И как только я сделал это, мне сразу стало стыдно. Ты даже представить себе не можешь, через какие муки я прошел.
Дора подумала, что и она прошла через то же самое, однако промолчала.
— Мне очень жаль, что я сделал тебе больно, Дора, — закончил Тэдди. — Ты простишь меня?
Дора поднялась и положила руки ему на плечи.
— А ты бы смог простить меня? — спросила она. — Смог, если бы я позволила мужчине поцеловать себя?
— Да, Дора, я бы простил.
В это мгновение она, как никогда, напоминала ангела.
— Тогда, — вымолвила она, — дорогой Тэдди, я тебя прощаю. Не будем больше никогда говорить об этом. Надеюсь, с нами этого больше не случится?
— Нет, этого больше никогда не будет, — прошептал раскаявшийся грешник и поцеловал свою жену.
В этот день, порхая по дому, миссис Баблоув весело напевала.
Больше они об этом не вспоминали никогда. Два года спустя после того как бедная тетушка Мэри обрела вечный покой, а состояние супругов Баблоув умножилось, Тэдди сказал, что из всех игристых вин самое стоящее — шампанское. Дора горячо поддержала его и сразу же перевела разговор на другую тему.
Храбрец и воришка
На девятый день медового месяца мистер Герберт Фейл, обуваясь, так резко потянул шнурок ботинка, что тот порвался. Почему так получилось — то ли по нечаянности, то ли он рассердился на узелок, обнаруженный на шнурке, об этом история умалчивает. Но свидетельницей действия, столь разрушительного по отношению к шнурку, явилась его молодая жена. С тех пор все двадцать лет счастливой супружеской жизни миссис Фейл неизменно отзывалась о муже как о человеке свирепом, в полном противоречии с действительностью. Более того, миссис Фейл с чувством собственного превосходства одернула сестру, когда та рискнула заметить, что Герберт не так уж грозен.
— Тебе легко рассуждать, Клара. Это со стороны кажется, что Герберт спокойный человек. Ты ведь не видела его в гневе. Я-то видела. До сих пор помню, как в самом начале нашей семейной жизни разразилась буря. — Буря воплощалась в шнурке от ботинка. — Уверяю тебя, я никогда в жизни этого не забуду.
Легенду о жестокости мужа миссис Фейл использовала, чтобы припугнуть нерадивых слуг. Делала она это постоянно, с завидным упорством, но без малейшего успеха.
— Если… — выговаривала она горничной, оставшись с ней наедине, — если мистер Фейл увидит, как ты убираешь гостиную или, точнее, не убираешь, — мне даже страшно подумать, что с тобой произойдет.
Но ни горничной, ни прочей прислуге страшно не было. Уж они-то знали хозяина как свои пять пальцев. Миссис Фейл как-то уехала на целый месяц, и мистер Фейл остался дома один. То-то была радость для слуг! Хозяин мирился даже с тем, что не мог получить вовремя горячей воды, и с массой других неприятностей. Но когда на целый час задержался обед, он все-таки отважился спросить, почему это происходит. Ему ответили, что сбежала собака. Этот ответ удовлетворил беднягу и даже заставил его почувствовать себя едва ли не виноватым. Собака сбегала неоднократно, пока миссис Фейл отсутствовала. Слуги тоже периодически сбегали и не всегда возвращались вовремя. Виноваты оказывались железнодорожные компании, которые почему-то составляют расписание не так, как надо. Они нисколько не считаются со слугами, которые опаздывают на поезд, особенно с поварами.
Если бы состоялись международные соревнования по кротости и смирению, то Герберт Фейл непременно завоевал бы золотой кубок чемпиона.
Но убежденность миссис Фейл в жестокости и храбрости своего мужа оставалась непоколебимой. Столь высокое мнение жен о своих мужьях, хоть порою и безосновательное, всегда очень трогательно, а иногда и полезно.
Герберт Фейл вполне мирно жил-поживал в тихом городке в качестве героя. Но качество это, хотя и мнимое, оставалось невостребованным, пока не произошел с ним случай, в котором оказался замешанным (и потерпел поражение!) Джошуа Биддер.
Этот Джошуа Биддер был взломщиком, и притом неумелым. Он ничего не знал, ничего не умел, зато предавался некоторым излишествам и отличался вспыльчивостью. В профессиональной деятельности ему не хватало ни квалификации, ни удачливости, поэтому он часто попадал за решетку, еще не успев ничего стащить. Собратья по ремеслу ни во что не ставили Джошуа, смеялись над ним, пренебрежительно называли воришкой и припоминали тот случай, когда он влез в один дом и там ему наконец «повезло»: он подхватил свинку.
Кто только не пытался перевоспитать Джошуа Биддера: и миссионеры из городского суда, и Армия спасения, но особенно старались его коллеги по профессии. Из-за него страдала честь воровского цеха. Его провалы часто сводили на нет старания подельников и раздражали остальных.
— Слушай, — обратился однажды к Джошуа престарелый авторитет, ныне отдыхающий на казенных харчах. — Если ты будешь путаться у меня под ногами, клянусь, все кости тебе переломаю. Займись лучше бидонами с молоком. Больше ты ничего не способен украсть, да и то разве в туманное утро.
Неудачи и дурная слава вынудили его покинуть столицу. Джошуа Биддер решил попытать счастья в предместьях. Нет, он не собирался красть бидончики с молоком, оставленные молочниками возле домов. Это даже для него было унизительно. Он слонялся без дела, заглядывая через стены, рассматривая окружающие дома, и этим привлек внимание местной полиции. Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы сказать себе: за этим парнем нужен глаз да глаз. Собаки, не жалея лап, гнались за ним и в конце концов исхитрялись хорошенько покусать. А самая наивная служанка, с которой он захотел подружиться, не поверила, что он фотокорреспондент, и натравила на него свою таксу.
Джошуа Биддер решил, что вечером второго августа влезет в дом, где живет Герберт Фейл, и приберет к рукам то, что плохо лежит. Казалось, наконец-то ему светит удача. Вор поумнее поступил бы иначе. Он сначала выяснил бы, что Фейлы уезжают в отпуск на следующий день и что второго августа их столовое серебро и драгоценности уже благополучно покоятся в сейфе местного банка. Уважающий себя вор не станет колоть пустые орехи!
Вечером второго августа Джошуа находился в приподнятом настроении, что редко с ним случалось.
С самыми радужными мечтами Джошуа вступил в пивную. Там он вкусил легкий обед, состоящий из Литра крепкого пива вместе с шестипенсовым джином. Благодаря этому обеду он обрел недостающее мужество. Напомним, что уважающий себя вор не пьет спиртного перед работой — хотя бы для того, чтобы не запомниться кому-нибудь в злачном месте. Короче, Джошуа сделал все возможное, чтобы загубить предприятие.
В одиннадцать часов он забрался в сад Фейлов. Потоптавшись прямо посредине клумбы с геранью, он заглянул в дом и пришел к выводу, что все домочадцы мирно почивают в своих кроватках. Если бы он не поленился посмотреть в окно на другой стороне дома, то увидел бы, что одна из комнат на первом этаже все еще освещена. Но Джошуа не любил лишних физических усилий и даже не подумал осмотреть дом со всех сторон. Он поддел ножом шпингалет окна посудомойни, снял ботинки, открыл окно и влез в него. С ботинками он оплошал, оставив их на клумбе, однако столовым ножом воспользовался весьма ловко, когда открывал окно.
