— Мне хорошо знакомы эти люди, — сказал Барретт.
— Еще бы! Приходится с ними уживаться, соседствовать, и мы с вами знаем, какие удушающие притеснения ждут нас, если общество будет проверять каждую книгу на соответствие своим так называемым современным стандартам. Большинство по-настоящему хороших книг прославилось, потому что превысило или нарушило эти стандарты и всеобщие традиции. Эти книги осмелились сообщить что-то новое или истолковать по-новому уже известное. В науке это книги Коперника, Ньютона, Пейна, Фрейда, Дарвина, Боаза, Спенглера. В беллетристике — Аристофана, Рабле, Вольтера, Гейне, Уитмена, Шоу, Джойса. Их книги наполнены свежими, иногда шокирующими идеями. И мы сейчас должны стоять на страже этих произведений. Но как это сделать? Один директор библиотеки считал, что цензуру должен заменить отбор книг библиотеками, что книги следует отбирать по одному главному критерию — добрым и честным намерениям автора. Выбор, сказал он, должен начинаться с презумпции свободы мысли, а не с презумпции контроля над мыслью, как у цензоров.
Рэчел Хойт умолкла и попыталась успокоиться, потом продолжала более ровным голосом:
— Думаете, люди, которые придерживаются правила «не раскачивайте лодку», понимают это? Нет, сэр. Мы боремся за свободу честного выбора, а они — за свободу цензуры. Знали бы вы, какие жалобы нам приходится выслушивать каждый день от фанатиков и ханжей всех мастей.
— Что за жалобы?
— Ну, например, меня попросили убрать из библиотеки «Алую букву» Готорна, потому что в ней описывается неприличное поведение, и книгу Перла Бака «Добрая земля» — за то, что в ней описывается рождение ребенка. А в «Преступлении и наказании» Достоевского кому-то не понравились богохульства. Даже «Унесенные ветром» не угодили кому-то, потому что в них Скарлетт ведет себя аморально. Я где-то читала, что одна ассоциация родителей и учителей потребовала запретить «Античные мифы», потому что там рассказывается о кровосмесительстве у богов. Да-да, представьте себе, богов! В Кливленде не понравилось название книги «Золотой осел» Апулея, а где-то потребовали изъять «Поворот винта»[15]Генри Джеймса из-за якобы неприличного названия. Но верха абсурда, по-моему, достигли в Дауни, Калифорния, где стражи нравственности и чистоты литературы захотели убрать с библиотечных полок всю берроузовскую серию о Тарзане, потому что, по их мнению, Тарзан и Джейн не поженились и жили во грехе. Можете себе представить такое?
— О нет, — покачал головой Барретт.
— О да. И не думайте, что неприятности нам доставляют только неграмотные люди, чудаки и фанатики. Большинство людей, я хочу сказать, с виду нормальных людей, инстинктивно стремится навязать остальным свои взгляды независимо от того, верны они или нет. А так как большинство людей… как это у Фрейда?.. не переносит даже мимолетных упоминаний о своем прошлом, когда они жили в пещерах, не выносят они и честности в литературе и пытаются навязать свое мнение остальным. Неприятности приносят и так называемые «нормальные» люди. Причем в их число входят и уважаемые граждане. Возьмите видных горожан нашего Оуквуда, например Фрэнка Гриффита, который без устали доказывает журналистам, что девушку изнасиловал не его сын, а Дж Дж Джадвей. В изнасиловании виноваты не Джерри и не Джадвей, а сам Гриффит.
— Гриффит? — Барретт резко выпрямился. — Почему вы так думаете? Вы его знаете?
— Слава богу, лично не знакома. Мне вполне хватило одного телефонного разговора. К нам часто заходил заниматься его сын Джерри. Его я немного знаю. Умный, спокойный, очаровательный мальчик, он дрожит от страха перед отцом. Последний раз я видела Джерри больше года назад. Он зашел подготовить задание по литературе, не смог найти то, что ему было нужно, и обратился ко мне за помощью. Я дала ему Словарь американского сленга Кровелла. Был уже вечер, и Джерри не успел выписать все, что было нужно. Поэтому я разрешила ему на сутки взять книгу домой. Наутро мне позвонил Фрэнк Гриффит…
— Вам позвонил Фрэнк Гриффит?
— Да.
— И что он сказал?
— Он вел себя как ненормальный. Как я посмела дать такую книгу его сыну? Я сказала, что с книгой все в порядке. Это обычный словарь, которым все давно пользуются. Только Фрэнк Гриффит считал Словарь американского сленга далеко не нормальной книгой, нет, сэр. Гриффит заявил, что может отличить грязную книгу от чистой. По его мнению, грязной можно считать книгу, которая, как заявила в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году в Сан-Диего наш главный инспектор по образованию, служит «практическим руководством по половым извращениям». Гриффит считал, что в словаре есть несколько неприличных слов, и потребовал убрать словарь с полок. Я отказалась лишать студентов такого замечательного подспорья в учебе. Гриффит заявил, что, будь у него время, он бы разделался со мной, но поскольку времени у него не было, он просто велел мне никогда больше не давать его сыну книг сомнительного содержания и пригрозил мне увольнением, если такое повторится. К несчастью, у меня не было возможности порекомендовать Джерри что-нибудь еще, потому что после того случая он больше не показывался в библиотеке. Словарь вернул его друг и передал извинения Джерри за причиненные беспокойства. Мне кажется, Джерри было стыдно самому возвращать словарь или опять приходить в библиотеку. С тех пор он, наверное, пользовался университетской библиотекой. Как вам это нравится?
— Друг Джерри? — насторожился Барретт. — Не помните, как его звали?
— Боюсь, не помню. Понимаете, Джерри сторонился людей. У него, может, и было несколько приятелей. Правда, я видела его с этим бородатым парнем пару раз. — Она замолчала и спустя несколько секунд поинтересовалась: — Это важно, мистер Барретт?
— Не знаю. Может, и важно.
— Попробую что-нибудь сделать.
Рэчел вскочила и выбежала из кабинета.
Барретт встал и принялся набивать трубку. Минуту спустя Рэчел Хойт вернулась.
— Ну, как успехи? — спросил он.
— Одна из моих библиотекарш помнит приятеля Джерри. Его зовут Джордж Перкинс. Он тоже учится в Калифорнийском университете.
Барретт записал имя и фамилию в блокнот.
— Спасибо. Это может пригодиться. И еще раз благодарю за то, что согласились выступить свидетельницей. Перед началом процесса мы с вами встретимся и обсудим план допроса. Вы не прочь повторить эту маленькую историю о Фрэнке Гриффите в суде?
— Не прочь. Я расскажу ее с огромным удовольствием.
— Мисс Хойт, от имени Сидни Картона…
— Давайте отбросим формальности. Я Джейн. Ты Тарзан.
— Хорошо. — Он улыбнулся. — Я, Тарзан, благодарит ты, Джейн.
Комната наставников размещалась в административном здании университета. Это была клетушка с вертящимся стулом, чистым металлическим столом, на котором стоял телефон и какой-то цветок, и двумя стульями с прямыми спинками для посетителей. Майку Барретту комната показалась такой же скучной, как приемная доктора. Он уже пятнадцать минут беседовал с миссис Генриеттой Лотт, и ему постепенно становилось не по себе. Наверное, подумал Майк, потому, что разговор не ладился.
