наливает мне виски как раз в тот момент, когда на пороге кабинета появляется Дарио. Выглядит помятым, и мне совершенно неинтересно знать, почему.
— Можем поговорить? — Спрашивает он и выразительно смотрит на Лоренцо, ожидая, что тот выйдет.
— О чем? — Продолжаю перелистывать бумаги я.
— Пожалуйста, — добавляет он. Медленно поднимаю взгляд на брата. Любой разговор с ним — пустая трата времени, да и скорее всего испортит мне настроение. Но это его «пожалуйста» почему-то заставляет кивнуть на кресло напротив. Возможно, из-за какой-то маленькой гадюки я смягчился. Лоренцо выходит из комнаты.
Я прикрываю бумаги, представляющие интерес, и делаю глоток виски, пока Дарио устраивается напротив.
— Знаю, что ты меня ненавидишь, — начинает он. Прямо скажем, это мягко сказано. — Но я хочу помочь тебе с тем, что здесь происходит.
— А что ты вообще знаешь о том, что здесь сейчас происходит? — Спрашиваю. — Ты так и не повзрослел, Дарио. Тогда, да и сейчас тоже.
Его челюсть сжимается.
— Ты этого хочешь? Чтобы я и все остальные тебя боялись?!
— Да.
Меня волнует не столько его страх, сколько необходимость держать его подальше, чтобы в любой момент, когда будет подходящее настроение, я мог решить, оставить ли его в живых. Но в то же время он должен быть достаточно близко, чтобы не стать угрозой для репутации семьи. Возможно, это моя слабость — что я не могу избавиться от него раз и навсегда. Что родственная связь удерживает меня от одиночества. Пока что.
— Не знаю, как еще объяснить тебе, как сильно я сожалею о той ночи, — говорит он. — Знаю, что тогда выпил слишком много, и тебе пришлось взять ответственность за меня. Но теперь я могу помочь!
Меня буквально переполняет ярость от его легкомысленного отношения к своим поступкам. Даже сейчас он не понимает ту ответственность, которая легла на нас из-за того, что он чуть не разрушил все, что нам принадлежит.
Шиплю сквозь зубы, чтобы напомнить о его грехах:
— Ты пустил пулю в грудь нашего отца. Думаешь, ты готов к ответственности? Рассказать нашим людям? Посмотреть, кто проголосует против? Кто придет за нами обоими за попытку замять это?
Он вздрагивает от резкости моего тона.
— Я не хотел, — оправдывается он.
Детская отговорка. Я устал покрывать его, рискуя своим положением и преданностью моих людей.
— Ты можешь хоть каждый вечер топить свое горе в выпивке, но именно я держу бизнес на плаву. Я спасал твою жалкую задницу. И ты еще спрашиваешь, почему мне противно твое присутствие? Думаешь, я несправедлив?
Он затихает, угрюмо бормочет:
— Я посмешище для всей семьи. Меня никто всерьез не воспринимает. Все считают меня избалованным ребенком.
— Потому что ты и ведешь себя именно так. Лучше пусть видят тебя таким, чем твою истинную сущность.
Все мои силы уходят на то, чтобы не наброситься на него и не придушить за эту наивность. Я вспоминаю ту ночь: звук выстрела, доносящийся из этого самого кабинета, и себя первым на месте происшествия. Дарио стоял над отцом с пистолетом в руках, затуманенный взгляд, полный неосознания того, что он только что натворил. Они поссорились из-за его пьянства и наркотиков.
Когда я подбежал, отец был уже мертв. Все, что последовало после, превратилось в хаос. Немногие знают правду. Остальные лишь подозревают. Мы с Дарио выдали это за сердечный приступ, и в ту же ночь я стал главой семьи Армани.
Меня вынудили преждевременно взять на себя эту роль, скрывая его грязную правду, чтобы нас обоих не убрали. Этот ублюдок ничуть не изменился. Топит своих демонов в киске, алкоголе и наркотиках.
— Ты не больше, чем обуза, — напоминаю я ему.
Он ошеломлен, но все-таки, сдерживая обиду, настаивает:
— А если я смогу доказать обратное?
Я усмехаюсь, раздраженный его отчаянной попыткой.
— Ты не сможешь изменить свою природу, Дарио. Сколько раз ты уже пытался и терпел неудачу? Я не позволю утянуть нашу фамилию за собой на дно. Запомни, Дарио, если ты еще раз облажаешься — отправишься обратно в Италию.
— Как будто это меньше похоже на тюрьму, — бросает он с жаром, — Когда меня запирают в этом особняке, а Иван все так же ходит за мной по пятам, словно я ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Если, конечно, ты не находишься здесь вместо него, чтобы внимательно следить за каждым моим действием?
Он вскакивает с кресла, полыхая гневом.
— Ты должен быть благодарен за свою тюрьму, — я смотрю на него с холодной усмешкой, — За то, что у тебя есть столько денег, которые я для тебя заработал. И что тебе есть что тратить, вместо того чтобы гнить в могиле.
Он застывает на пороге, стиснув кулаки. Слова застревают у него на языке, прежде чем он решается выдавить:
— Я действительно когда-то равнялся на тебя.
— И наш отец когда-то был жив, — отвечаю я, едва сдерживая злую улыбку.
— Да пошел ты, Лука, — говорит он, глядя на меня с блеском злости и боли в глазах. Затем резко открывает дверь и выходит, хлопнув ею так, что стекла в окнах звенят.
Сжимаю зубы, ощущая, как ярость гудит внутри. Хорошо, что Лоренцо сообразил вовремя закрыть за собой дверь, оставив меня наедине со своим бешенством. Я залпом опрокидываю виски, чувствуя, как огненная горечь опаляет горло.
Все эти годы я только и делал, что доказывал свое право быть главой семьи, шаг за шагом поднимаясь по лестнице, где каждый шаг — как минное поле. А Дарио? Дарио продолжал наркоманить, устраивать вечеринки, как ни в чем не бывало. Он загнал меня в угол, заставив выбирать: либо покрывать его выходки и предавать те принципы, на которых мы выросли, либо сделать его примером для других. Верность семье — это святое, но куда делась моя верность в тот момент, когда умер мой отец?
Мне многое безразлично. Но этот вопрос по-прежнему кипит во мне, потому что правду могут раскрыть в любой момент, и потому я убедился, что страх передо мной настолько силен, что никто не решится даже заикнуться о правде.
Я достаю из кармана изящное колье Ары, которое умыкнул как трофей, и разглядываю крестик, висящий на цепочке. Ее я боюсь больше всех, потому что она — моя главная подозреваемая, единственная, кто способен воспользоваться моими секретами. И все равно не могу держаться от нее подальше.
С ней нужно было поступить, как со всеми остальными. Убить, а потом разбираться.
Но она как-то… зачаровала меня.
Я знаю, что она — тот самый хаос, заключенный в красивую оболочку.
Хаос, которым я,
