Дмитрий упустил некоторые детали, способные свести меня в могилу.
Мне хочется его ненавидеть, но я цепляюсь за мысль, что мы и дальше будем использовать друг друга ради собственных целей. Я это уважаю, потому что сделала бы то же самое с ним.
Я тяжело вздыхаю:
— Что ты сказал Луке?
— Во-первых, позволю себе интересное наблюдение. Я почти уверен, что Лука не собирается убивать тебя. Судя по тому, что я видел в пятницу вечером, он, похоже, очарован твоей ядовитой натурой.
Я фыркаю:
— Очень интересное предположение, особенно учитывая, что моя жизнь висит на волоске.
Уголки его губ медленно поднимаются в улыбке:
— Будто бы она не висела с того момента, как ты начала копать под семью Армани. Я всего лишь сказал ему, что ты хочешь узнать что-то о людях в масках и о двух ликвидациях, на которые ты пошла ради этого. Но на самом деле, сегодня я позвал тебя, чтобы предложить помощь.
— О, так ты все еще на моей стороне, да?
— А я разве был не на твоей стороне, Арабелла? Ты используешь обстоятельства, и я тоже. Ты хочешь что-то от этого партнерства и не остановишься, пока не получишь. Я ничем не отличаюсь. Так тебе нужна моя помощь или нет? Тебе ведь нужно, чтобы Иван вернулся, верно? Тогда Лука, вероятно, уедет в Италию вместо него?
Челюсти у меня сжимаются. Именно это мне и нужно, и я злюсь, что Дмитрий видит меня насквозь. Хотя, чему тут удивляться? Ему тоже это выгодно, только вот я уже не уверена, что конкретно он хочет от этой игры. Сначала я думала, что он просто хочет уничтожить своего отца, но, похоже, что-то изменилось, раз он решил ускорить ход событий.
Но он все еще мой единственный союзник.
В голове всплывает лицо Луки, и возникает незнакомый намек на чувство вины. Я подавляю его, возмущенная самим его появлением.
Ни за что на свете не позволю себе проявление чувств по отношению к Луке.
Все по-прежнему. Я зашла так далеко не для того, чтобы остановиться.
Я поспешно признаюсь, будто мне нужно выгнать из себя эти мысли, проговорить свои намерения вслух, чтобы не дай бог не дать слабину и начать жалеть Луку:
— Есть вероятность, что если Дарио ошибется, Лука позовет Ивана разбираться с братом. Не знаю, уедет ли он насовсем, но я готова рискнуть.
Что-то должно измениться. Потому что я меняюсь.
А мне нельзя меняться.
Ни ради него.
Ни ради себя.
У меня есть только моя месть, напоминаю себе, как мантру. Пусть твердая решимость обвивает меня, как петля. Я не предам память о матери, как остальные. Не смогу отпустить ее, пока он не умрет. Я отказываюсь верить, что влюбилась в чудовище.
Дмитрий обдумывает мои слова:
— Помню, что раньше братья были близки. После смерти отца между ними возникла ощутимая пропасть. Так что Дарио может оказаться более уязвимой мишенью.
— Это мне уже известно, — шиплю я.
— Если отец уже заставляет тебя встречаться со свахой, значит, твоя свобода ускользает. Надеюсь, у тебя уже есть план?
— Да. Но, Дмитрий, я не собираюсь тебя впутывать. Поверь, так будет лучше — вдруг все пойдет наперекосяк.
Я обдумывала варианты и снова и снова возвращалась к этому решению. Чувствую крошечный оттенок сомнения. Сначала я думала, что это обычный расчет, трезвая оценка рисков. Но, сидя в этом кабинете, понимаю, что причина может быть другой.
Как только я решусь, пути назад не будет.
Мой план вступит в силу, и я устрою Армани сущий ад.
Дарио — его единственный оставшийся близкий человек.
Я тут же прогоняю эту мысль, замечая в себе слабость.
Это не ошибка в расчете, а новый голос во мне, который защищает Луку. Я глушу его, заставляю замолчать в считаные секунды.
Дмитрий внимательно смотрит на меня. Интересно, замечает ли он мою внутреннюю борьбу. Даже если да, уверена, он видит и мою решимость.
Дмитрий, как я начинаю понимать, такой же дьявол, как и Лука. Единственное отличие — он умеет это скрывать лучше. Но я не могу отрицать, что, будь у меня возможность, я бы предала Дмитрия так же, как он предал меня. Но я не собираюсь втягивать его в это — риск слишком велик, меня точно прикончат, если поймают.
— Ну что ж, тогда сделай это как можно более разрушительно, — говорит он.
У меня нет сомнений — так и будет.
Я бью в его единственное уязвимое место.
В его брата.
И, как ни странно, я не держу зла на Дмитрия за его предательство. Мы оба осторожно движемся к своим целям. А значит, мы все еще можем использовать друг друга.
— Но мне кое-что нужно от тебя, — признаюсь я. — Хочу подготовить запасной план, если вдруг не выберусь из этого живой.
Риск слишком велик. И каким бы безрассудным ни был мой план, есть большая вероятность, что Лука догадается. Я только надеюсь, что это произойдет не раньше, чем ярость затмит его разум и вонзится между ним и его братом, чьи отношения уже едва держатся.
Мне нужно использовать его как отвлекающий маневр. Хочу рискнуть, чтобы Ивана вернули обратно и, возможно, Лука уехал в Италию. Потому что он душит меня, и я не могу добраться до своей цели, пока он стоит на пути.
Что касается Дмитрия, мне нужно, чтобы он запустил все в действие как резервный вариант, если я не выживу. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы голос моей матери был услышан, чтобы моего отца допросили и, наконец, похоронили его имя навсегда.
40
Я слежу за тем, как Ара возвращается домой через камеры, которые я установил в ее квартире. Она неловко несет коробку с пирожными «Твинки», которую я отправил ей в офис. Единственное, что она еще не выбросила из всего, что я прислал ей на этой неделе. Я отправляю ей сообщение:
Я: Рад видеть, что хотя бы «Твинки» привлекли твое внимание.
Она достает телефон, скептически осматривает комнаты, пытаясь найти меня. Ядовитое удовлетворение. Но, конечно же, она не отвечает. Похоже, придется снова ее наказать.
Я сижу в фамильном особняке, просматриваю старые контракты и бумаги. Глупо было с ее стороны думать, что она сможет найти здесь что-то важное, но интуиция ее не подводит. Отец любил коллекционировать трофеи, поэтому я знаю, где искать его особо секретные документы. Я хранил их как раз для таких ситуаций, и для шантажа в случае необходимости. Лоренцо
