— Если так, я ничего об этом не знаю. Он не обсуждал со мной свои заботы.
— Я бы тоже не стал, — пробормотал Адам, оборачиваясь на шум шагов.
Когда брат Томас приблизился к собравшейся группе, стало видно, что лицо его светится радостью.
— Ваши люди стерегли Роберта на совесть, милорд. Несмотря на свою любовь к нему, они на ночь сковали его цепями и ни на минуту не оставляли его одного. Он, со своей стороны, не просил поблажек и не пытался никого подкупить. Это злодейство не может быть делом рук Роберта.
— А значит, отец, Роберт так же невиновен и в убийстве Генри, — тихо промолвила Элинор. — Несомненно, то и другое совершил один человек. Никогда воздух Вайнторпа не знал подобного поветрия кровопролитной чумы.
Адам повернулся к дочери. Впервые, если не считать детских воспоминаний, она увидела, как в присутствии посторонних по щекам отца стекают слезы.
— Да, конечно, Роберт не может быть обвинен в этом — да и, пожалуй, в убийстве Генри тоже. Но я не вправе освободить его, пока мы не найдем человека, совершившего одно или оба эти преступления. Моего сына застали с ножом, на его руках была кровь Генри. Я не вправе освободить его, пока его невиновность не будет очевидна.
— Тогда, милорд, все очень просто, — сказала Элинор, выпрямляясь и обводя собравшихся взглядом, — Мы найдем человека, который это сделал. И в самом скором времени.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
— Просто? Просто! — Томас недоверчиво развел руками. Они с сестрой Анной шли по коридору. — Не знай я нашей настоятельницы, как я ее знаю, я готов был бы поклясться самим Духом Святым, что она сошла с ума. Найти того, кто убил Генри, столкнул с лестницы нашего святого отца, а теперь еще проткнул ножом сэра Джеффри — не такая уж простая задача. И еще вынужден прибавить: сделать это нужно, прежде чем сюда доберется шериф и увезет Роберта в темницу, где его сначала будут пытать, а потом повесят. — Он тяжело вздохнул, — Может статься, единственное, что нам еще остается, — это надеяться на милосердие палача — вдруг он позволит нам повиснуть у него на ногах, чтобы положить скорейший конец его мучениям.
— У вас есть брат?
Вопрос был настолько неожиданным, что Томас даже остановился.
— Ради всего святого, почему вы спрашиваете?
Анна ласково улыбнулась.
— Не из любопытства. Я только хотела узнать, неужели вы никогда не любили так сильно, что перевернули бы небо и землю, чтобы спасти жизнь одного-единственного человека?
Томас побледнел. Перед глазами возник образ того, кого он и вправду любил так, как она говорила. Но сказать об этом невозможно. Даже доброй сестре Анне не понять его чувства к Джайлзу.
— Я прочла ответ на вашем лице, Томас, — сказала Анна, кладя руку ему на плечо. — Тогда, возможно, вы поймете, как наша настоятельница относится к своему Роберту. Она рассказывала мне, какая нежная привязанность их соединяет. В те годы, которые она провела в Эймсбери, Роберт писал ей письма, полные любви, где пересказывал и семейные новости. Он помнил о ее днях рождения и посылал ей подарки. Однажды, как я слышала, она получила от него в подарок лягушку.
— Лягушку?
Она довольно широко развела руками.
— Да, вот такую. Он очень гордился, что поймал ее, рассказывала мне настоятельница, и тетя разрешила ей поселить эту лягушку в саду. Лягушка оказалась настоящим лягушачьим Мафусаилом, прожила в садовом пруду целую вечность, радуя монахинь Эймсбери своим пением.
Томас засмеялся:
— В благодарность за голосистую лягушку она теперь хочет спасти ему жизнь? Большинство сестер, наверное, не разделили бы ее чувства.
— Наша настоятельница не похожа на большинство женщин.
— Это верно, — он вздохнул, — вы правы.
— Кстати, — сказала Анна, — тут у нас уже целый лазарет. Идемте посмотрим, как дела у наших больных.
Она открыла деревянную дверь и вошла. Томас последовал за ней.
* * *
— Я на небесах? — широко раскрытыми глазами отец Ансельм уставился на улыбающуюся сестру Анну. — А вы — Пречистая Дева?
— Ни то ни другое, святой отец, — усмехнулся Томас, взглянув из-за плеча Анны на очнувшегося.
Ансельм поморщился.
— Да, я знаю, что вы не ангел, да и голова, будь я на небесах, так бы не болела.
— И из ваших уст не разило бы падалью.
— Полегче, полегче, — осадила Анна Томаса, — наш брат еще очень и очень слаб.
Тыльной стороной ладони она коснулась щеки Ансельма.
Святой отец весь сжался.
— Не трогай меня, женщина! Я принял обет…
— Я тоже приняла обет, брат. Уверяю, мне не больше хочется согрешить с вами, чем вам — со мной. Меня зовут сестра Анна, я помощница врача в Тиндальской обители, и…
— Мужчину! За мной должен ходить мужчина!
— Успокойтесь, святой отец, — вмешался Томас. — Эта монахиня спасла вам жизнь, а единственный мужчина в замке, который мог бы вас лечить, лучше управляется с лошадьми и мулами. Хотя вы, пожалуй, сейчас сильно смахиваете на последнего, вряд ли вам такое лечение пришлось бы по вкусу.
Ансельм плюнул. Он по-прежнему смотрел затравленно, но все же позволил Анне осмотреть свою рану.
Сделав дело, Анна протянула ему пустые ладони, словно желая показать, что не украла у него ничего ценного.
— Было больно?
— Что ты делала со мной, дочь Евы? — проворчал священник.
— Проверила, есть ли жар. Жара у вас нет. Осмотрела повязки. Не нашла никаких гнилостных истечений. Поставила свежие припарки, чтобы действие трав не ослабело.
Томас втянул носом воздух.
— А еще кто-то выкупал вас, потому что сейчас вы издаете райское благоухание.
Ансельм широко открыл рот в ужасе от того, что только что сказал Томас.
— Своим лечением, женщина, ты сведешь меня в могилу! Мыться нечестиво!
— Наш славный брат Томас шутит, — поспешила сказать Анна, бросая на Томаса сердитый взгляд. — Мы никогда бы не сделали с вами ничего нечестивого. Мы так же посвятили себя святому служению, как и вы.
Томас кивнул со всей серьезностью. Он отлично знал, что Анна глубоко верит в полезность частого мытья и прежде, чем положить вонючего священника на тюфяк, заново набитый лавандой, пижмой и сладким ясменником, скорее всего, велела сначала его обтереть мокрой губкой. Да и не хотелось огорчать Ансельма. Тому нужны были все силы, для выздоровления, а не для словесных баталий с Томасом.
— Да, я пошутил. Простите меня, святой отец.
Священник мрачно воззрился на него.
— Вы готовы поклясться своим упованием на Царство Небесное, что со мной не делали ничего неподобающего, пока я лежу тут и нечистые руки этой женщины ухаживают за мной?
