было рядом, мне не нужно было делать вид, что я держалась, что со мной все было в порядке, что мельчайшая клеточка моего тела не выла от горя каждую гребаную секунду. Но при этом когда я оставалась наедине с собой, ничто не могло спасти меня от накатывающих приливными волнами воспоминаний, которые топили, накрывая с головой.
Я молилась на них и их же проклинала. Они мучали меня, но только в них я могла увидеть черную бездну любимых глаз, почувствовать тепло заботливых объятий, вдохнуть обожаемый запах и услышать звук его голоса.
Отец предлагал мне перебраться в церковь или хотя бы в другое поместье, которых у меня, как у эрцгерцогини теперь было хоть отбавляй. И я знала, что так мне было бы легче. Но я также знала, что тогда не смогу делать вид, словно этого кошмара не было.
Наша столичная резиденция дышала Ридрихом, каждый угол и каждая комната хранила память о нем. И я не могла оборвать эту ниточку, связывающую меня с ним. Нет. Не сейчас.
Тяжело сглотнув, я бросила взгляд на его кресло. Сколько бесчисленных вечеров мы провели здесь? Сколько раз я, делая вид, что читала книжку тайком рассматривала Ридриха? И сколько раз я мечтала подняться и, подойдя сзади, обнять его?
Боже… В глазах зажгло, и я резко зажмурилась.
Какой жадной я тогда была… Сейчас я не мечтала коснуться его, мне бы хватило просто увидеть его в этом чертовом кабинете. Что мне нужно сделать, чтобы он снова оказался в своем кресле, взял в руки стопку бумаг и погрузился в работу? Боже, скажи мне, умоляю тебя, что я должна сделать?
Смахнув набежавшие слезы, я быстрым шагом покинула кабинет и направилась в то единственное место, которое все еще имело для меня смысл. Пока я шла, в коридорах звучал лишь стук моих каблуков. С того дня особняк погрузился в мертвую тишину. Слуги не переговаривались меж собой, не шутили и не делились сплетнями. Все затаились и замерли. Словно во дворце стали прислуживать не живые люди, а призраки.
Я толкнула дверь, переступила порог и в несколько шагов добралась до кровати.
Он был здесь. Как и все предыдущие тридцать дней прошедшего месяца, Ридрих с несвойственным ему терпением дожидался меня, лежа на большой хозяйской кровати своей спальни.
С нарастающим давлением в груди я прошлась взглядом по его спокойному лицу, закрытым глазам, сомкнутым губам. Мои пальцы обвели дугу его бровей и откинули упавшие на лоб черные волосы.
— Здравствуй, хороший мой, — прошептала я.
Опустившись на постель, я взяла его руку и прижала к губам костяшки пальцев. Его кожа была теплее моей. И лишь прикасаясь к нему, я на самую чуточку согревалась. Как если бы к огромному айсбергу поднесли спичку, которая растопила крошечный кусочек льда.
— Прости, я обещала тебе, что сегодня точно смогу закончить встречу с поверенным, но не смогла, — выдавила я, закрывая глаза и прислоняя его теплую ладонь к своей щеке. — Кажется, тебе так и придется проснуться и заняться делами. Я ужасно плоха в этом, слышишь, родной?
Я улыбнулась.
— Нет. Нет, хороший мой. Конечно, я тебя не тревожу. Спи. Отдыхай, ты хорошо поработал. Просто… — горло сдавило, и я всхлипнула, пряча нос в его ладони. — Я так скучаю, любимый.
Прерывисто выдохнув, я поцеловала его в сгиб запястья и аккуратно уложила его руку вдоль тела, затем разгладила ворот рубашки, поправила одеяло и положила голову ему на грудь, вслушиваясь в мерное биение сердца.
Тук-тук. Тук-тук. Так успокаивающе.
Мои пальцы вновь вернулись к его лицу, я очертила его подбородок, прошлась вдоль линии губ и тихо проговорила:
— Пришли вести с Иргейса. Новый наместник казнил Адэйна, а Кементину выдал замуж за мелкопоместного сейра империи. Регори говорит, что там до сих пор вспоминают о нас с ужасом.
Уголки моего рта снова приподнялись в улыбке.
— В следующий раз нам стоит вести себя потише, да?
Он не ответил, и я прикрыла глаза.
— Ничего, любимый. Все хорошо. Все хорошо, не отвечай, — пробормотала я, скользя рукой к шраму на его груди.
Выдохнув, я сосредоточилась на своей божественной энергии и стала вливаться ее в тело Ридриха.
Дыши. Дыши, родной. Пусть твое сердце бьется.
Ведь я не готова тебя отпускать насовсем, и никогда не буду готова.
— Азалия, — раздался тихий голос, и я подняла голову.
За окном уже стемнело, и комната погрузилась во мрак, который разгоняли лишь несколько горящих свечей на торшере. Похоже Несси заходила, чтобы зажечь их. А я, наверное, задремала и не слышала этого.
Протерев глаза, я нашла взглядом застывшего в центре комнаты отца.
Эта картина повторялась изо дня в день. Сама того не замечая, я засыпала здесь, а папа каждый раз будил меня и велел возвращаться в свою постель.
— Идем, — мягко позвал меня Лендрис.
Я оглянулась на мерно дышащего Ридриха и тяжело вздохнула.
— Завтра я уеду в Шейлброг, — прошептала я. — Несколько дней тебе будет помогать отец, хорошо? Прости, тебе лучше остаться здесь.
Сжав его руку, я улыбнулась.
— Не скучай, хороший мой.
Со стороны отца послышался тяжелый выдох. И он, подойдя ко мне, похлопал меня по плечу.
— Идем, Азалия. Ты опять потратила слишком много сил.
Но правда была в том, что я не хотела уходить. Если бы я только могла, я бы закрылась навечно в этой комнате вместе с Ридрихом, и провела бы здесь остаток дней, не выходя. Но… Он принес слишком большую жертву, чтобы я вот так ей пренебрегала.
Ты хотел, чтобы я жила. И я стараюсь, хороший мой. Правда стараюсь, выходит плохо, но когда-нибудь… Возможно, когда-нибудь у меня получится? Хотя верится в это с трудом.
— Азалия, — голос папы стал тверже, и я, с трудом отвернувшись от Ридриха, позволила отцу помочь мне подняться.
Как обычно, он проводил меня до моей спальни и передал в руки уже ожидающей Несси. Пожелав спокойной ночи, Лендрис хотел было уйти, но я остановила его уже на самом пороге.
— Позаботься о нем для меня. Не пропускай и дня. Пожалуйста, папа, — попросила я.
Несси отвернулась, поджав губы и разглаживая складки моей ночной рубашки, которую держала в руках, А отец с грустью и пониманием во взгляде кивнул.
— Я позабочусь о нем.
Дверь за ним закрылась, и Несси тут же стала кружиться вокруг меня, как заведенная.
