конечно ничего не есть!
— Я полагал, что мундир нужен Великому князю, — заметил портной.
— Мундир штабс-капитана, а не императорская мантия!
Рихтер аккуратно отвёл Сашу в сторону.
— Александр Александрович, здесь не принято торговаться!
— Оттон Борисович, мне совершенно похрен, что принято, а что нет. У господ офицеров деньги свои, так что имеют полное право транжирить, сколько влезет. А у меня деньги казённые, так что пошли отсюда!
Рихтер усмехнулся в усы, но возражать не стал.
Господин портной смотрел вслед именитым гостям с некоторым удивлением и печалью, но удерживать не решился.
— Есть что-нибудь более демократическое? — спросил Саша, когда они вышли на улицу.
— Самуэль Брунст, — сказал Рихтер. — Не так великолепно, но подешевле.
— Далеко?
— На Малой Морской. Дом 4.
— Пешочком, — сказал Саша, — давайте прогуляемся.
Ателье Брунста было поменьше, чем у Норденштрема, но смотрелось ещё очень прилично. Цена оказалась 200 рублей.
— Дороговато, — сказал Саша. — Пойдём ещё погуляем. Должно же быть у кого-то нормальное соотношение цена-качество.
— Если вернуться назад и перейти через Фонтанку будет ещё дешевле, — заметила Тютчева. — Но стоит ли? Там одеваются небогатые купцы и младшие офицеры.
— А я кто? — поинтересовался Саша.
— Великий князь, — заметил Рихтер.
— Обер-офицер, — поправил Саша. — Не полковник же, как вы, Оттон Борисович.
Перешли через Фонтанку по Аничкову мосту, пересекли Владимирский проспект, пока не остановились перед домом номер 65, точнее его четырёхэтажным флигелем со средней паршивости вывеской: «Каплун А. Военный портной».
Внутри оказалась единственная комната, тоже средней паршивости, но зеркало имелось и пара не самых новых кресел — тоже. Саша оценил ателье, как заведение для среднего класса.
Зато хозяин был сама обходительность.
— Проходите, господа! Присаживайтесь! Безмерно рад!
Саша и Тютчева сели в кресла, Рихтер остался стоять, ибо больше кресел не было.
— Сейчас, сейчас, Ваше Высокоблагородие! — воскликнул портной.
Исчез на пару минут и вернулся с простым венским стулом. Оттон Борисович со вздохом сел.
Хозяин был довольно молод, кажется, младше тридцати, щупл, подвижен и имел довольно типичную библейскую внешность и круглые очки.
— Вам нужен мундир, Ваше Высокоблагородие? — спросил он Рихтера.
— Нет, — односложно ответил Оттон Борисович.
— Мне, — сказал Саша. — Господин, Каплун, извините, как вас зовут? Буква «А» может обозначать разное.
— Абрам, ваша милость, — улыбнулся портной.
— А по отчеству?
— Это лишнее, — сказал хозяин, — но, если хотите, Абрам Енохович.
— Абрам Енохович, мне нужен мундир штабс-капитана Лейб-гвардии Преображенского полка, — объяснил Саша.
Каплун на минуту подвис.
— Штабс-капитана? — переспросил он. — Нас вас?
— Я молодо выгляжу, — заметил Саша.
— Может, вернемся хотя бы к Брунсту, Александр Александрович? — предложила Тютчева. — Экономия — это хорошо, но всему есть предел.
И тут ашкеназские мозги хозяина, видимо, пришли в движение, провели некую химическую реакцию и сказали: «Эврика!»
— Ваше Императорское Высочество? — несмело спросил он.
Саша улыбнулся.
— Я не очень люблю этот официоз, — сказал он, — так что можно просто по имени-отчеству.
— Брунст, конечно, хороший мастер, Ваше Императорское Высочество, — затараторил Абрам Енохович, — но вы половину заплатите за имя. А Норденштрем… вы, конечно, были у Норденштрема? Это отличный мастер, но вы две трети заплатите за имя.
— Вот мне тоже так кажется, — заметил Саша.
— А Абрам Каплун тоже умеет иголку в руках держать, Ваше Императорское Высочество. Смею заметить, не хуже Норденштрема, но за имя вы не заплатите ничего.
— И сколько без доплаты за имя? — поинтересовался Саша.
— Шестьдесят.
— О! — сказал Саша. — Звучит реалистично.
— Сейчас, сейчас, — сказал Каплун.
Исчез и материализовался вновь с карандашом в зубах, листком бумаги в руке и матерчатой портняжной лентой на шее.
Отвёл Сашу в каморку, и молниеносно снял мерку, кружась вокруг клиента, и то опускаясь на одно колено, то наклоняясь, то выпрямляясь во весь рост. И записал результаты измерения в столбик, комментируя справа налево черточками, точками и крючками языка идиш.
Когда мастер закончил свой портняжный танец, Саша взял ленту. Любопытно в каких единицах она проградуирована? Он предполагал, что в дюймах, но деления были слишком маленькими.
— Боже мой, сантиметры! — воскликнул он так, словно встретил старого друга.
— Конечно, — сказал Абрам Енохович, — она же французская. Прямо из Парижа.
Саша вернулся к своим спутникам, и тут двери ателье открылись, и в комнате появился ещё один персонаж.
Человек был невысок ростом, кряжист, стрижен под горшок и одет как мастеровой: в русскую рубаху и полотняные штаны. И даже на голове картуз. По возрасту примерно, как Абрам Енохович.
— Степа? — спросил Каплун. — Какими судьбами?
И в его голосе зазвучали недовольные нотки.
— Мимо проходил, — сказал гость. — Я слышал у тебя клиенты знатные.
— А тебе-то что?
Степа не ответил. Вместо этого он сорвал с головы картуз, поклонился в пояс и представился:
— Доронин Степан. Военный портной.
— Да какой-ты портной! — возмутился Каплун. — Ты цеховой мастер.
— Мастер, — согласился Степан, — и портняжная мастерская есть. Здесь недалеко, через дорогу. Не загляните, Ваше Императорское Высочество? Абрам — хороший мастер, слова не скажу. Но мундиры строит по полгода. Шесть месяцев! Господь Бог за шесть дней сотворил этот мир.
— А ты таки посмотри на этот мир и посмотри на мои мундиры! — возразил Абрам.
— А вы, Степан, за какое время «мундиры строите»? — спросил Саша.
— Месяц, — сказал Степан, — может даже быстрее.
— Тоже не шесть дней, — заметил Саша.
— Так я с Господом не тягаюсь!
— И почём? — улыбнулся Саша.
— Сорок рублей, — сказал Доронин. — Вместе с сукном. А ежели не понравится, то и не копеечки не заплатите, Ваше Императорское Высочество.
— Ну, кто же будет платить, если не нравится? — сказал Каплун и посмотрел на конкурента поверх очков. — И мне не заплатит.
Тогда Степан с размаху бросил картуз оземь, выпрямился и воскликнул:
— И сукно за мой счёт!
Саша глубоко задумался.
Глава 20
— Конечно сукно за счёт портного, — кивнул Абрам, — а то получается, что ты сукно испортил, а клиент платить должен?
Доронин задумался, чем бы ещё уесть
